Учитель, перед именем твоим…

Недавно я оказалась в компании художников-однокашников. Все они были выпускниками разных лет, пожалуй, лучшего в стране художественного училища - Ярославского. И говорили они не о творчестве, не о манерах и стилях, а вспоминали, на каком этаже в училище была столовая. Такие вот причуды памяти. Мне надо написать о Ларисе Савицкой, моем учителе, можно сказать, крестной матери, а в голову приходят совсем не профессиональные вещи. В памяти возникают ее белоснежные накрахмаленные льняные скатерти и роскошные гэдээровские столовые сервизы. Она устраивала свои дни рождения у себя дома специально для нас с Валей Коровиной, благо редакция была рядом. И стол ломился от яств. О ее кулинарных шедеврах и способности накрывать стол для подруг как для особо важных персон надо говорить только в таком возвышенном стиле.

Лариса родилась в Грузии, хотя к кавказской национальности не имела отношения, соседи по улице, грузины, к Савицким относились с почтением. И даже в смутные времена, когда русским было не так уж безопасно в бывших республиках жить, соседи успокаивали ее мать, бывшую журналистку: “Валя, мы тебя не дадим в обиду”.

В Ларисе Савицкой был аристократизм, который удивительным образом сочетался с демократической простотой, с человечностью. Имея красивое, с безупречно правильными чертами лицо, Савицкая никогда не вела себя высокомерно. Она не считала себя ни красавицей, ни особо талантливой журналисткой.

Не упускала случая сделать комплимент другой женщине. И, что редко бывает, всегда говорила хорошие слова о материале автору, своему коллеге, если материал того заслуживал.

При Савицкой стеснялись рассказывать пошлые, а тем более скабрезные анекдоты.

Учителя по жизни не читают лекций и нотаций, если они хорошие учителя. Не могу сказать, что она меня специально чему-то учила. Свои материалы я сдавала ей, сначала заведующей отделом культуры, а потом заместителю редактора. И в том и в другом качестве Лариса очень деликатно правила текст. У нее было врожденное чувство языка, чувство стиля, и ей не страшно было сдавать материал, будь то очерк, будь то рецензия или репортаж. Ты знаешь, что она его не испортит.

Сама она писала не так много, больше работала с авторскими материалами. Внештатников в отделе культуры было много, и все интересные люди, которыми мы гордились. Все они были эмоциональными, в общем, яркими личностями.

Над своими материалами работали затратно: разговаривали с десятком людей, собирали фактуру, наблюдали процесс. Однажды ей надо было написать очерк о профессоре-нейрохирурге Александре Ильиче Осне, а времени было в обрез. Она провела с ним два полных дня, посидела на его лекции, поговорила с его учениками, побыла на приеме. Не так, как сейчас бывает. Включил диктофон, герой биографию за чашкой чая рассказал, и в газете журналист выдал, как у нас тогда называлось, “житие святых”.

И рецензии у нее были, и проблемные статьи. Но ее особым личным достижением стала полоса “Диалог”. Идея - выдавать полосы обсуждения острых проблем (и это в 80-е “застойные” годы) — принадлежала редактору Сосимовичу. Но вела “Диалог” Савицкая. Статьи в полосу писали сотрудники редакции. Кого-то она просила. Чьи-то острые материалы, сданные в секретариат не в полосу, а обычным путем, ответсек Татьяна Валентиновна Кислицына “арестовывала”, как она говорила, и отдавала Савицкой в полосу. В редакции была коллегиальность. Руководил газетой триумвират — Сосимович, Кислицына, Савицкая. Если Анатолий Никифорович что-то писал, он давал прочитать свою статью Ларисе и Татьяне Валентиновне.

…Она тяжело умирала от рака. Я пришла к ней за неделю до ее конца. Не сразу нашла ее в кровати — такая она стала маленькая. Просидела у ее постели около часа. Я не знала, какие слова находить в таких случаях. Перед ней был телевизор, и Лариса жаловалась на обилие глупостей и нелепостей в фильмах, которые она смотрела.

— Знаешь, я ждала, что через день-два умру, а что-то не умирается, — как-то виновато говорила мне Лара.

— А ты и не торопись, — единственное, что смогла ей ответить.

Как все-таки несправедлива жизнь!