На перекрёстках пройденных дорог

(Продолжение. Начало в № 79.)

Но вернёмся к поездке Гуменика за границу к Эдуарду Зеленину, о которой Лариса Гуменик вспоминала так: «5 декабря 1995 г. мы выехали в Бельгию, потом приехали в Брюссель, где с друзьями Владимира Мисюрина посетили его могилу в день годовщины — 18 декабря (показала фотографии с кладбища, где на памятнике стояла надпись: «Vladimir Missiourine 1954 — 1994»), и оттуда на машине — в Париж, предварительно созвонившись с Эдиком, который очень обрадовался возможности встретиться. С Виктором они переписывались и обменивались новостями через каких-то родственников Эдика.
До отеля Ritz (ну где еще мог остановиться Виктор Гуменик, как не в знаменитом отеле Парижа!) мы добрались поздно вечером. Утром к нам приехали Эдик и Татьяна. Позавтракали в ресторане на Эйфелевой башне… А потом поехали к Зелениным. Мимо Триумфальной арки, Елисейских Полей… И вот, наконец, мы у дома Зелениных. Трехкомнатная квартира в обычном пятиэтажном доме. Одна из комнат полностью заставлена картинами Эдика. Очень скромная обстановка. Если говорить об интерьере в нескольких словах, то «здесь русский дух, здесь Русью пахнет!». Хохлома, русские платки, балалайка и лапти на стене, разделочные доски с нашим родным орнаментом… И сама хозяйка в чем-то просторном, цветастом, типично русском… Говорили о жизни в Париже, вспоминали Россию, Новокузнецк, молодость. Эдик рассказывал о своем житье, выставках, встречах с известными людьми. И во всем проскальзывала ностальгия, тоска по прошлому, по Родине.
Татьяна дома лепила пельмени для какого-то русского ресторана, Эдик писал, продавал картины — на это они и жили.
Они нас очень тепло принимали, и было видно, как Эдик был рад встрече с Виктором. Они были настоящими друзьями, проверенными временем».
Вернувшись из Парижа, Виктор заказал карманные календарики, на оборотной стороне которых была фотография, где он и Эдуард Зеленин со своими жёнами стоят на фоне Эйфелевой башни. Потом он их дарил всем знакомым и приговаривал: «Вот, брат, только что из Парижа приехал…»
Виктор Гуменик по натуре своей был пижоном и франтом. Он носил чёрное манто и шляпу, надевал лакированные штиблеты, затемненные очки, красный шарф, на шее и на запястье красовались золотые цепи внушительного размера. Когда сыновья Вильгельма Гнездича принесли в клуб коллекционеров остатки от морского кителя царского времени (о нём я писал в статье «Невыдуманная история» в № 14 и № 43) и стали продавать всё в розницу, то Виктору достались от него пуговицы, которые он позже пришил себе на чёрное манто и так щеголял. Даже внешне он производил впечатление чрезвычайно знающего антиквара, специалиста высочайшего уровня. Его манера поведения была рассчитана на людей, которые мало понимали или вообще ничего в этом не понимали и полностью полагались на помощь «знатока». И Виктор этим пользовался. Легко и весело! Ибо в душе был «великим комбинатором» сродни Остапу Бендеру. И не ради денег, а скорее ради развлечения, просто пустить пыль в глаза.
Когда я попал к нему первый раз (в то время он жил в доме на улице Кирова, где 80е отделение связи), то, зайдя в квартиру, даже присел от неожиданности: все стены были увешаны всякой всячиной, начиная от какого-то ширпотреба и заканчивая старинными картинами и иконами… Даже в туалете на стенах не было пустого места! А потом последовал особый традиционный ритуал для гостей: Лариса приносила серебряные стопочки, на столе появлялась бутылка дорогущего коньяка, тарелка с бутербродиками и прочими закусками. И начиналась «обработка» клиента. На тебя обрушивалась куча информации, истории о чрезвычайно редких предметах, находящихся вокруг ошалевшего от всего этого изобилия и блеска гостя. Если не купить хоть что-то из этого раритета — упасть в глазах хозяина и прослыть весьма недалеким человеком! Получается, зашел в гости, а уходить с пустыми руками уже и неприлично…
Интересно то, что у Виктора продавалось всё, что можно было найти в его квартире и на лестничной площадке, где в отгороженном месте у него стояло несколько картин самого Николая Ротко. Сначала Виктор называл какие-то баснословные цены. Потом, так как пришёл впервые и для будущего знакомства, он по дружбе делал скидку 50%. Но в той цене «со скидкой» была заложена минимум пятикратная цена, в сравнении с той, по которой ее приобрел гостеприимный и щедрый хозяин. И знаете, в чем парадокс: практически все это знали, но то ли из-за уважения, то ли под действием его фантастической харизмы, то ли из-за любви к этому удивительному человеку, соглашались на его предложения. Примеров тому множество.
Как-то я пришёл к Виктору с одним клиентом: ему нужно было приобрести какую-нибудь интересную книгу для подарка. Виктор порылся в шкафу, достал старинную книгу и с умным видом знатока протянул её гостю: «Вот. Это Мартин Лютер Кинг!» Мой знакомый повертел её в руках и спросил: «А где тут написано, что это Мартин Лютер Кинг?» Виктор взял книгу, стал её вертеть, листать, но, ничего не найдя в доказательство, с еще большей уверенностью констатировал: «Ну, это всё равно — Мартин Лютер Кинг!» И сработал авторитет продавца: раз Гума сказал, что Кинг, значит — Кинг! Я до сих пор так и не понял, в чём был смысл старинную книгу на немецком языке называть «Мартин Лютер Кинг». То ли он перепутал его с Мартином Лютером (XIV век), то ли где-то слышал фамилию Кинг, а о том, что тот был американским баптистским проповедником, общественным деятелем и активистом, получившим известность как самый заметный представитель и лидер движения за гражданские права чернокожих в США с 1954 года до своей смерти в 1968 году (XX век), Виктор как-то был не в курсе. Да ему это и не надо было!
Кстати, для большего веса в антикварном мире и солидности Виктор в 1990-е годы изготовил визитки, на которых было написано: «Гуменик Виктор Викторович — эксперт по антиквариату аукционного дома «Гелос», что находился в Москве. Конечно, он к этому дому не имел никакого отношения, думаю, даже там ни разу не был, но быть «приближённым к императору» — это один из 400 методов законного отнятия денег Остапа Бендера! Когда после первого знакомства я стал чаще появляться у него, то, приглядевшись к предметам, обнаружил, что среди них было много новодела и большинство не представляло какой-либо ценности. Впрочем, это Виктора не останавливало: он любил приклеивать на обратной стороне предметов бирки с надписями года изготовления. Беру как-то в руки одну икону, на обороте которой обнаруживаю надпись: «1820 год». Изумленный, спрашиваю: «Так это ж новодел, какой тут 1820 год?» А он совершенно спокойно мне отвечает: «Жень, да какая разница…» Действительно, какая разница! Кстати, по городу ходило много таких икон с надписью «1820 год» и не только…
А вот как вспоминает Виктора Гуменика Светлана Берзина: «Общество книголюбов образовалось в 1977 году. Сначала её возглавляла Белла Исаевна Карышева, которую по каким-то причинам убрали из горкома партии и назначили ответственным секретарем общества книголюбов. Она в свою очередь порекомендовала меня. Я в то время работала заместителем директора профсоюзной библиотеки КМК, которая тогда находилась во Дворце металлургов на двух первых этажах и была очень популярной в городе. Так, в феврале 1977 года меня выбрали ответственным секретарём общества книголюбов. Подчинялась я Кемерову, а в горком бумажки всякие относила, отчитывалась лично перед Альбертом Ленским и Светланой Нецветаевой. Как-то ко мне в кабинет, который был на улице Хитарова, 18, пришёл Виктор Гуменик. Он вальяжно развалился на стуле, заложив ногу на ногу, выставив вперед свои невероятно крутые лакированные туфли. Я впервые в жизни увидела лакированные туфли! И про себя подумала: «Ну, вообще! Вот это мэн!» В этот момент я сидела и перепечатывала на машинке «Доктор Живаго» Пастернака: у меня была печатная машинка, и я занималась самиздатовскими делами. Мы познакомились. Я стала говорить с ним о русской литературе и поняла, что он мало что в ней понимает, но стал регулярно ходить в общество книголюбов. Ко мне он захаживал с целью «договориться» о подписке на редкие книги, в общество — подороже продать книги или обменять. Он тогда какой-то «канал» из Москвы надыбал: ему высылали книги чемоданами, а он их в обществе продавал. И все были довольны! Через Гуменика я познакомилась со Славкой Лившицем, известным и весьма сведущим букинистом. Виктор всегда включал в своё окружение знающих коллекционеров и образованных людей, поскольку и в иконах, и в живописи, и в книгах разбирался слабо, а консультации нужны были всегда.
Живя в то время у крытого рынка, он приторговывал и джинсами, кстати, я сама у него тоже их покупала. Был у Виктора недостаток: сильно много пил с утра до ночи. Он ходил в гости с черным портфелем, который был набит коньяком. Он вообще был любителем веселых компаний. Его всегда сопровождали разные личности, которые, как перекати поле, перетекали из одного места в другое. И везде накрывался стол, и елось, и пилось. Такой образ жизни закончился инфарктом. Я приходила к нему в больницу. Гума был обходительный, с удовольствием встречал гостей и даже в больничной палате оставался пижоном с непременными атрибутами одежды: белый шарф, белые носки, элегантный дорогой халат…
У него в то время были эротические карты, открытки, журналы. Первый раз в жизни я увидела эротические журналы именно у него. И шариковая ручка у него была модная: когда её переворачиваешь, то внутри нее дамочка раздевается и одевается. Ручка знаменита по блистательному советскому фильму Л.И. Гайдая 1973 года «Иван Васильевич меняет профессию», когда Леонид Куравлёв в роли Жоржа Милославского встречается со шведским послом. Помните эту сцену:
Жорж: — Да, кстати, Вам от меня лично маленький сувенир, — и протягивает послу ручку.
Швед: — О!
Жорж: — Держи!
К сожалению, в сцене с ручкой всё самое интересное вырезали (не показана раздевающаяся дамочка), тем не менее этот прикол придумал Куравлёв. Такие ручки раньше казались чем-то диковинным. Даже Милославский, повидавший многое, засмотрелся на иностранное изобретение. Такие ручки в цивилизованных странах появились на рубеже 1960 — 1970-х годов, а в нецивилизованные добрались попозже. Мечта любого школяра и не только, (из СССР) ручка DENMARK (производства Дании) во времена СССР привозилась в качестве сувениров из-за «бугра» моряками, дипломатами и прочими непростыми смертными. Счастливый обладатель такого аксессуара гордо доставал её из нагрудного кармана и ловил завистливые взгляды окружающих советских граждан.
Кстати, Виктор Гуменик даже своим поведением напоминал киношного Милославского. Помните, прощаясь с послом, он бросает ему вслед: «Ну, ауфвидерзейн, гудбай, оревуар, короче говоря, чао!» Так и Гуменик, когда был в Германии, то, как рассказывали очевидцы, зная по-немецки лишь «данке шён (большое спасибо)!», он, заходя в любой антикварный магазин, на входе говорил: «Данке шён», вместо «Гутен таг» (здравствуйте)! Да, вот такой он был — Виктор Гуменик!

Виктор любил все красивое, в том числе и женщин. Кстати, его жена — Лариса — тоже очень красивая женщина, а в молодости, поговаривали, была похожа на Брижит Бардо. Так вот о пристрастии к женщинам-красавицам говорила и сама Лариса Гуменик: «Когда мы были в Париже, то он у Шуры Шалагина узнал, где находится улица «красных фонарей», название точно не помню, то ли под Монмартром, возле «Мулен Руж», где есть и стриптизы, и бордели, и секс-шопы, или, может быть, на Сен-Дени… Короче, они меня оставили спать в гостинице, а сами ушли в поисках развлечений. Вернулся Виктор только утром…»
Виктор очень любил Германию, Третий рейх и Наполеона. Через его руки в то время проходило много посуды, холодного оружия, нагрудных знаков и других предметов со свастикой. Как он говорил: «Если на старинном немецком предмете нет свастики, то это не Германия». Это не имело никакого отношения к пропаганде фашизма, просто у коллекционеров всегда пользовались спросом предметы времён Второй мировой войны. Замечу, что очень часто на этих предметах свастика была отломлена (кортики, сабли и пр.), или запилена напильником, или просто зачёркнута. Это говорило о том, что у прежних держателей была ненависть к фашизму. В любом случае, коллекционеры в клубах старались такие предметы показывать из-под полы или с наклейкой, закрывающей свастику. Да, у каждого человека своё отношение к таким предметам. Помню, как-то зашёл в антикварную лавку в НХМ (была такая с начала 1990-х до 2018 года). Туда и Виктор сдавал старинные предметы на комиссию. И я стал свидетелем скандала: одна женщина возмущалась, что на прилавке лежит какой-то немецкий знак со свастикой. Мне такое отношение к предметам истории странно. Мы же, увидев по телевизору фильм с немецкими военными в форме со свастикой, не стреляем по ним из рогатки и не устраиваем экзекуции режиссерам. Напомню, что в нашей стране существуют законы «Об увековечивании Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов» и «О противодействии экстремистской деятельности». Не так давно депутаты Госдумы внесли в эти законы поправки, согласно которым нацистская символика может присутствовать в произведениях искусства, науки, сообщениях СМИ. Но это при условии отсутствия признаков пропаганды или оправдания нацистской идеологии. Напомню, что изображение свастики имеется и на российских кредитных билетах номиналами 250 и 1000 рублей (1917 года), прозванных в народе «думками», а также на первых советских кредитных билетах достоинством в 5000 и 10000 рублей (1918 год). Деньги со свастикой находились в обращении вплоть до 1922 года. Теорий, объясняющих появление свастики на российских деньгах, существует множество, вплоть до масонского влияния. Интересно и то, что русский царь Николай II ездил на автомобиле, на капоте которого «красовалась» свастика (есть такие фото в Инете)…
Дело в том, что коллекционирование предметов Третьего рейха никто не запрещал и не запрещает. Коллекционеру следует лишь быть осмотрительным при публичной демонстрации предметов своего увлечения, особенно в Интернете. Ведь коллекционирование предметов военной истории, связанной с нашим основным противником ХХ века, — увлекательнейшее занятие. Не стоит смешивать дожившие до наших дней предметы антиквариата с идеологией их создателей.
Помню в начале 2000-х годов в НХМ была выставка предметов Третьего рейха (там был и обожженный пиджак Гитлера, и другие его личные вещи, знамёна и пр. из какого-то московского военно-исторического музея). Виктор собрал в обществе коллекционеров (оно тогда собиралось во Дворце культуры и техники КМК на 4-м этаже) компанию, и мы все дружно пошли на эту выставку. Где же можно увидеть такую редкость и тем более в нашем городе?! Тогда я первый раз в жизни увидел очень близко немецкий автомат МП-40, или как мы его называли в детстве — «шмайсер». Да, это непередаваемые ощущения, а когда подумаешь, что из него был убит не один десяток советских людей — мурашки по коже…
Впрочем, сегодня в мемориальном комплексе «Дорога памяти», в Москве, хранится костюм фюрера Третьего рейха Адольфа Гитлера, бронзовый орел, сбитый со стен рейхсканцелярии Гитлера и другие предметы фашистской Германии. И это нормально. Такова история нашего государства, и любые старинные предметы нужно сохранять для потомков. Кстати, в краеведческом музее города Бийска хранится очень красивая бронзовая ручка от дверей Рейхстага, которую на память снял один фронтовик и передал в музей, и это считается самой большой достопримечательностью всего Алтайского края, а возможно, и Сибири! Уже не один раз туда обращались из разных музеев мира с вопросом о приобретении этого экспоната!
Конечно, толчком для собирательства таких предметов стала Великая Отечественная война. Еще во время войны в город поступали различные предметы, например, с теми же военнопленными, в том числе монеты Германии и других стран Европы. Они появлялись также с приходящими на переплавку танками. Были случаи, когда в скраповый цех КМК приходили полусожженные танки, а в них еще находили полусгоревшие трупы немцев. У многих в карманах были документы, фотографии и различные монеты. Что-то сдавалось, как раньше практиковалось, в милицию. Что-то разносилось по домам. У нас во дворе был один пацан, которому отец с какого-то каэмковского отвала принёс полуразломанную немецкую ракетницу WALTER. Так все мальчишки ему завидовали. Ещё помню, когда в 1970-е годы я учился в школе № 34, рядом со школьным двором рыли траншею под какую-то коммуникацию и наткнулись на какой-то отвал. Тогда мальчишки в этом месте отрывали затворы от винтовок, военные каски, какие-то запчасти от разного оружия времен Второй мировой войны. А в школу приходили сотрудники милиции и читали нам лекции, что ничего подобного трогать не надо и тем более коллекционировать. Но разве мальчишек это остановит! Например, у меня из этих захоронений появилась немецкая каска, которую я пристроил для умывальника на дачном участке. Некая инсталляция!
Кроме того, возвращались с Победой фронтовики. Многие в качестве сувениров везли монеты Германии и других стран, портсигары, складные ножи, зажигалки и разную другую всячину… Впрочем, в моем детстве каждый мальчишка что-то коллекционировал: кто марки, кто значки, кто спичечные этикетки… А уж немецкие марки времён Третьего рейха практически были в каждом кляссере.
Наш новокузнецкий писатель Александр Карпович Савченко, который был в дружеских отношениях с В.В. Гумеником, как-то написал: «Одним из заметных нумизматов города был Виктор Гуменик. Он собрал замечательную коллекцию русских монет. Его мать, Эмма Иосифовна, уехала с отчимом жить в Германию. Хотел туда переехать и Виктор, но нельзя было провезти свою знаменитую коллекцию. Она уже представляла государственную ценность. Виктор остался в России. И, к сожалению, рано ушел из жизни». Вот так и рождаются легенды. Такой ореол ходил вокруг Виктора, который, благодаря своему таланту выдавать желаемое за действительное, мог внушать людям мысли о своей «неописуемо богатой» коллекции. Одно точно могу сказать, что редких монет у Виктора точно не было и никакой государственной ценности она не имела…
Хочу вспомнить еще одного человека, находившегося в окружении Виктора Гуменика. На перекрёстке улиц 25 лет Октября (ранее называлась «25-е Октября») и Кирова стоит дом, в котором во времена моего школьного детства размещались детская библиотека и читальный зал библиотеки имени Н.В. Гоголя. Сегодня на стене этого дома имеется табличка, что в нём жил Геннадий Емельянов — прозаик, очеркист, член Союза писателей СССР. Родился он в 1931 году в селе Курагино Красноярского края. Во время войны семья переехала в Новокузнецк. В 1955 году он закончил факультет журналистики МГУ и вернулся в Кузбасс. Сначала работал ответственным секретарем и заместителем главного редактора газеты «Колхозник Кузбасса», а в 1959 году был направлен на строительство Запсиба редактором многотиражки «Металлургстрой». С этого времени его творчество связано со строительством Запсиба и КМК. С 1963 года он был собственным корреспондентом газет «Комсомолец Кузбасса» и «Кузбасс».
Именно Виктор Гуменик познакомил меня с Геннадием Емельяновым, которого считал своим другом и называл Емеля. «Поедем к Емеле», — как-то предложил мне Гуменик. Правда, поехали мы не на улицу 25 лет Октября, а в дом-треугольник на Металлургов, 1, в котором был когда-то продуктовый магазин «Привет». Виктор зашёл в магазин, купил бутылку водки и какие-то консервы. С таким «арсеналом» мы и ввалились к Емеле. Наш приход был весьма кстати: хозяин встретил нас радостно, заявив, что Виктор всегда его выручает (на полу стояла «батарея» пустых бутылок, видимо, необходимый допинг для творчества). Впрочем, на диване у писателя сидели какие-то две полупьяные бабёнки: кому и какой тут был нужен допинг, история умалчивает…
Евгений Крюков.
(Окончание следует.)

Фото: Эдуард Зеленин и Виктор Гуменик с друзьями в ресторане “Балалайка”.
Париж, 1995 год; Виктор Гуменик.