Куликовская битва
Среди выдающихся событий российской военной истории особым светом, славным и трагическим одновременно, сияет нам из глубины шести столетий победа русского оружия и русского воинского духа в Куликовской битве над “двунадесятиязычным” нашествием хана Золотой Орды Мамая.
640 лет назад, 21 сентября 1380 года, в ста пятидесяти верстах к югу от Коломны, между Доном и впадающей в него Непрядвой произошло событие, предопределившее на многие столетия вперед судьбу России, как будущего централизованного государства, и судьбу Москвы, как центра собирания русских земель.
Здесь многое для нашего народа произошло впервые.
Впервые вокруг великого московского князя Дмитрия Иоанновича и под его началом, а не сами по себе каждый (как было при горестно памятной Калке), в Москве соединились дружины Ростовские, Белозерские, Ярославские, Владимирские, Суздальские, Переславские, Костромские, Муромские, Дмитровские, Можайские, Звенигородские, Углицкие, Серпуховские со своими князьями и воеводами. Москва, возвысившаяся при Иоанне Калите и Симеоне Гордом исключительно золотоордынскими благоволением и силой, возымела теперь, при княжении внука Калиты — Дмитрии, столько силы собственной, что смогла обязать князей других русских земель повиноваться ей в войне против вчерашних своих “благодетелей” — татар!
Впервые за сто пятьдесят лет иноземного ига русские люди, казалось, пробудились от дурного сна — долговременный ужас от татарского имени исчез в их сердцах, словно от действия сверхъестественной силы. Народ, до времени правления Калиты и Гордого постоянно оглушаемый ударами завоевателей и насильников, пребывал в нищете и отчаянии, не смея и думать о независимости. Но, лишь немного разогнувшись при мудром правлении этих московских князей, упреждавших набеги татаро-монголов дарами и данью, народ наш вспомнил о своей древней независимости и возжелал свергнуть иго навсегда. Ибо: “Облегчение цепей не мирит нас с рабством, но усиливает желание прервать оные окончательно!” (Н.М. Карамзин) Подвиг на поле Куликовом стал вдохом самоуважения русского народа, демонстрацией несмирения с рабством, веры в себя и проявлением веры в Бога.
Впервые в нашей истории свою громадную цементирующую силу и духовную мощь явила нам Русская православная церковь. Неоценим вклад в объединение русского православного народа вокруг Москвы московского патриархата, мудрого советчика и духовного наставника молодого князя Дмитрия, Патриарха Московского и всея Руси Алексия, преставившегося за два года до Куликовской битвы.
Уже в те годы во всех уголках нашего Отечества и далеко за его пределами был известен славными делами, чудесами и подвижничеством великий сын и заступник земли Русской, основатель Троицкой обители преподобный Сергий Радонежский. Не случайно, едва устроив полки к выступлению из Москвы, великий князь Дмитрий с князьями и воеводами поспешил под благословение к святому старцу — в Троицу (в сторону противоположную движению войск). За Сергием был такой авторитет, что в основанной им обители “рождались приговоры истории” (П. Флоренский). Сергий благословил русское воинство на подвиг, предсказал кровопролитие ужасное, но победу; смерть многих провославных героев, но спасение великого князя.
Один из двух иноков Троицкой обители, благословленных святым Сергием Радонежским на сечу, Александр Пересвет в начале битвы сразился с татарским богатырем по имени Челебей Тамир Мурза. Оба пали. Но Челебей — навзничь, головой в сторону мамаева войска, а Пересвет — вперед, лицом к врагу. Это стало добрым предзнаменованием для русичей.
Впервые полки к битве устраивал не великий князь или кто-либо из князей родовитых, а самый искусный из полководцев московского князя — Дмитрий Михайлович Боброк из Волыни — “воевода нарочит и полководец изящен и удал зело, его же знааху вси и боахуся мужества его ради”… Боброку же было поручено командование главным резервом русского войска — “западным” (засадным) полком, который впоследствии и решил исход битвы. Дмитрий Боброк уже дрался с татаро-монголами прежде, бивал их и знал их тактику. Он выстроил боевой порядок русской рати таким образом, чтобы лишить Мамая главного его преимущества — в действиях конницей на флангах.
Дело в том, что само поле Куликово представляет собой сравнительно небольшое холмистое пространство размером примерно 4 на 4 километра, над которым с севера, запада, и северо-востока “развернут” тупой угол в 140 — 150 градусов, образованный Доном и впадающей в него Непрядвой. Берега этих рек ограничивают поле оврагами, ручьями и кустарниками, спускающимися к урезу воды. К югу поле постепенно повышается к Красному холму, на котором и устроил свой стан Мамай, в ожидании подхода войск своих союзников — литовского князя Ягайлы и рязанского князя Олега.
Между оврагами, спускающимися к Непрядве справа и дубравой слева, на правом берегу Дона, фронтом на юг и решил Боброк выстроить главные силы русского войска, упрятав западной полк в дубраве за левым флангом главных сил на наиболее угрожаемом (более равнинном) направлении. Но не только искусно эшелонированным построением русской рати, не только верным предвидением главного направления, но и точным определением момента контратаки западного полка Боброк во многом предопределил общий успех сражения.
Впервые за 200 лет (после походов Олега и Ярослава), исполчившаяся Русь не оборонялась, не ожидала удара, а наступала! Князь Дмитрий решил, перехватив у врага стратегическую инициативу, нанести удар первым. Ведя активную разведку, ему стало известно, что князь Олег и литовский Ягайло “приложишися к царю Мамаю”.
К началу сентября, когда русская рать переправилась у Коломны через Оку, литовское войско находилось в Одоеве (115 километров от Куликова поля), на таком же расстоянии, но с другой стороны находился со своими полками Олег. Мамай и его главные силы были ближе к месту будущего сражения, но не торопились, стремясь до столкновения объединиться с дружинами Ягайла и Олега.
Сведения о трех группировках противника, стремящихся к объединению, подтолкнули Дмитрия идти вперед на татаро-монгольскую — главную часть имеющейся воссоединиться группировки. К чести Дмитрия надо сказать, разведке он придавал огромное значение: “Только своими очами поведайте татарские полки!”- таков был его приказ воеводам “сторожи”. Надо отметить и следующее: поход многотысячной русской рати проходил по землям княжества Олега Рязанского, союзника Мамая, но Дмитрий повелел “никтоже не коснися единому власу рязанцев”.
Однако вековая отвычка от наступательных действий сказывалась. Летописец указывает: “Дмитрий, приидоша к Дону и сташа ту много думающе”. В деревне Чернов у устья Непрядвы князь собрал военный совет. Многие князья и воеводы говорили: “Не ходи, княже, за Дон, занеже умножишася вразе наше, не токмо татарове, но и Литва и рязанцы“. К нашей чести, так думали не все!
Невозможно удержаться от цитирования летописи: “Аще хощеши, княже, крепка войска, то повели возитеся за Дону, то несть ни единого помышляющего вспять, а велици нечего вешати (взвешивать), яко не в силе Бог, но в правде! Ярослав перевозися реку — Святополка победи, и прадед твой великый Александр Ижеру реку перебреди — короля победи; тебе же такоже творите подобает: аще победим, то спасемся, аще ли умрем, то вси общую смерть приемем от князя и до простых людей”.
Переправа через Дон была важна не только морально-психологически, но тактически. На левом берегу можно было только обороняться, на правом — только наступать, то есть сохранять инициативу в своих руках. Выслушав мнение князей и воевод, великий князь заключил: “Лутчи было не идти противу безбожных, неже пришед и ничтоже сотворив, возвратитися вспять; преидем убо ныне за Дон вси и тамо положим главы вси за православную веру и за братию нашу”. В тот же день были наведены пять мостов (по одному на полк), в ночь русское войско перешло Дон на правый берег и порушило за собой мосты.
Впервые за 150 лет безнаказанных, безответных и беспристанных набегов, разоров, грабежей, насилия, пленений и убийств хан Золотой Орды не осмелился идти на Русь только со своим войском. За два года до этого монголо-татары были жестоко проучены русской дружиной князя Дмитрия на реке Воже, откуда мамаев темник Мурза Бегиш едва унес ноги. Вот почему, кроме неуспевших (или не очень спешивших) на соединение с ним литовцев и рязанцев, в его “двунадесятиязычной” рати участвовали татары, черкесы, половцы, бесермене, ясы, кавказские жиды, армяне, генуэзцы и другие представили племен и народов, участвовавших в “русском бизнесе” той эпохи — поставке на средиземноморские невольничьи рынки русских рабов и рабынь.
О Куликовской битве написано много. Ограничимся малым. Ночь на 21 сентября “бысть же теплота и мраци и роси”. Великий князь с Боброком выезжали в разведку. Утром долго стоял густой туман. Дмитрий “часто переседаша с коня на конь”, объезжал полки и ободрял воинов. К 11 часам туман рассеялся, и русская рать двинулась вперед. Навстречу русским полкам двинулись монголо-татары, имея в центре генуэзскую пехоту, а по флангам конницу. В отличие от Боброка, Мамай не имел эшелонированного построения, надеясь одним ударом смять русские войска. Но он не мог воспользоваться своим явным численным превосходством, поскольку фронт развертывания был ограничен оврагами слева и дубравой справа. Дмитрий Боброк, предвосхищая оперативное искусство полководцев Европы, эшелонировал построение войск: 1-й эшелон — сторожевой полк; 2-й эшелон — великий полк (главные силы), полк левой руки, полк правой руки; 3-й эшелон — частный резерв, главный резерв (западной полк). Такой порядок давал возможность управлять частями войск в ходе боя.
Сторожевой полк первым около полудня сразился с полчищами Мамая. Несмотря на явное превосходство противника, полк сумел обратить на себя значительную часть одрынцев, позволив главным силам — великому полку — в боевом строю ударить по врагу всей своей мощью. “И тако сступишися обе силы великиа на бой, и бысть брань крепка и сеча зла зело, и лиашеся кровь, аки вода и подоша мертвых множество бесчислено от обеих сил”.
Самым устойчивым оказался правый фланг русского войска, отразивший все атаки врага. В центре боевого порядка было много москвичей-”небывальцев”, которые дрогнули и было отступили, но крепко стали владимирцы и суздальцы и атаку отбили. Тогда Мамай перенес удар на левый фланг русского войска. Полк левой руки сражался упорно, но под натиском превосходящих сил начал отступать, обнажая левый фланг “великого” полка. Князь Владимир Андреевич, видя отступление наших войск, переходящее местами в бегство, нетерпеливо вопрошал воеводу Боброка: “Какая польза от нашего стояния в Дубраве. Кому мы можем оказать помощь, ведь все наши лежат мертвые!”
Его рвение в бой разделяло большинство воинов западного полка. Боброк употребил хитрость, чтобы удержать до нужного момента последний резерв русской рати, — он обратил внимание всех на ветер, задувший с севера в лицо: “Никто же да неизыдет на брань, возбраняеть бо нас Господь!” Православное воинство не могло не поверить божьему предостережению и осталось на месте. И когда в третьем часу дня Боброк увидел, что все силы Мамая устремились на левый фланг русского войска и обратили не только фланг, но тыл западному полку, и ветер изменился с северного на южный, тогда он обратился к князю и ко всему воинству: “Отцы и братиа, и чада, и друзи! Подвизайтеся, время нам благо прииде, сила бо святого духа помогает нам!”
Надо ли говорить, с каким воодушевлением и нерастраченной силой воины западного полка “изыдоша яростью и ревностью” бросились на врага! Атака западного полка была стремительна, беспощадна и неожиданна для ордынцев. Увидя свежие силы русских, ханские мурзы возопили: “Увы нам! Христиане упредмудрили над нами, лутчиа и удалыа князи и воеводы втаю оставиша…” Вслед за решающим ударом западного полка перешел в атаку полк правой руки, за ним — остатки “великого полка”. Русская рать без промедления преследовала разбитого врага на протяжении 40 — 50 километров — до реки Меча, “и полониша богатства и имениа их много”.
Потери в русском войске были столь велики, что для полного уничтожения Золотой Орды сил у великого князя не оставалось. Непосредственным результатом разгрома был тот, что князь Ягайло, находившийся в момент битвы лишь в 35 километрах от нее, “побежа назад с великой скоростию никимже гоним”. Вслед за ним к литовским пределам устремился рязанский изменник Олег.
Отдаленным результатом явился тот, что, несмотря на еще почти столетнее иго, русский народ стал исподволь готовиться к полному освобождению от иноземного рабства, и, наконец, обрел его, когда без битвы правнук Дмитрия Иоанновича Донского — Иоанн III публично разломал ханскую басму и казнил послов Орды. Впереди Россию ждал еще длительный период усобиц, борьбы за подчинение вотчинных владений центру, за их “деприватизацию”, период болезненный и непростой. Но, во имя сохранения народа и страны, этот путь должен был быть пройден. И Московская Русь его прошла.
Бережное хранение в памяти таких великих событий, как Куликовская битва, важно для нас не как средство раздувания ложного национального самомнения, а как первое средство укрепить “мысль об ответственности перед великими предками, ибо нравственное чувство есть чувство долга” (В.О. Ключевский).
