Александр Бобкин как зеркало

В Художественном музее с прошлой недели идет выставка работ Александра Бобкина, посвященная 60-летию одного из ярчайших художников своего поколения, определивших особую атмосферу высокого духовного накала творческой среды Новокузнецка конца 1970 - 1980-х годов прошлого уже, увы, века. “Увы” — еще и потому, что, увы, ничего подобного в Новокузнецке (лет этак с пяток, пожалуй) давно уж нет. И потому в выставочном зале было множество тех, кто закалился на этом огне, кто надышался сладкой “отравой” этой атмосферы творчества: Лариса Данилова, Александр Трофимов, Лариса Ларина, Ольга Галыгина, Татьяна Высоцкая, Николай Бахарев, Тамара Карманова, Александр и Елена Гавриловы, Инна Ульянова и так далее, и так далее. Я говорю об этой особой атмосфере, повторяю, а не степени духовной или творческой близости. Жаль, что далеко не все деятельные члены этого сообщества пришли на открытие. Работы Александра Бобкина — самые ранние датированы 1976-1977 годами (цикл “Город”, офорт “Ночной автобус”, например), самые поздние сделаны в 1987-1988 годах (серии “Рисунки на перфокартах”, “Таймыр”, “По Туркмении”) и в 1990 году (серия “Знаки умерших родов”) — оперативно извлечены из фондов музея. По сути, речь идет о пятнадцатилетнем периоде творчества Александра Бобкина, в ходе которого происходили глубокие изменения его художественной манеры, философии и, значит, отношения к окружающему миру.

Мягкие, иллюстративные к некоей ностальгической мелодии из прошлого (не случайно же к серии “Сад металлургов” с “Фонтаном”, “Прогулкой” вокруг оного же и безмятежно советским “Праздником” Бобкин сделал приписку: “Маме на 55-летие”) офорты рубежа 1980-х годов уже ничего общего не имеют с переломными — жесткими, саркастическими, пронзительно разоблачительными, свидетельствующими о глубинном кризисе, — “Рисунками на перфокартах”. (Перфокарта, если вы помните, принадлежность первых вычислительных машин, прообразов компьютеров, хранителях памяти, если хотите. Собственно, речь может идти, как о коренном переломе в отношении к едва ли не главному составляющему любого творчества — памяти). Наверное, выходом из этой склонной к усложнению системы взглядов и стала попытка отыскать некие универсальные знаки, простейшие элементы, из которых и составляется все сущее и которое должно было объяснить все. Бобкин уехал в Голландию в 1990 году.

Говорят, пишет огромные “шикарные” картины, вполне успешен, оставил прошлое прошлому, но, опять же со слов, называет оставшихся здесь счастливыми, потому что они могут писать что хотят. Может, я что-то не так изложил, но, значит, неверно понял. А если верно, то это еще одна — обыкновенная, впрочем, история о художнике, познавшем успех, но потерявшем нечто важное (первая история — о художнике, в муках рождающем великие работы, но вынужденном бегать на Томь с удочкой, чтобы поймать пяток чебаков на ужин: решите сами, которая привлекательнее). Думаю, что эти рассуждения уже лишние. Однако они произведены выставкой Александра Бобкина, художника, чье творчество, чьи взгляды - чистейшее зеркало того, что происходило в артистической среде города лет этак тридцать пять — двадцать пять назад. И невероятно интересно до сих пор.
Николай Бахарев (фото)