Перинатальный центр

Как-то врезался в память рассказ отца о случае, произошедшем с ним в пустыне Кызыл-Кум. В молодые годы, хотя и был он женат, и мы с сестрой были у него, дома ему не сиделось. Он постоянно стремился уехать куда-то в поисках лучшей жизни и больших денег. Работал он на Тюменском севере, работал в Каракалпакии, где-то еще его носило. Так вот: в начале шестидесятых годов работал он на экскаваторе, в самом сердце пустыни Кызыл-Кум копал какой-то канал. Жил в вагончике совсем один. До ближайшего кишлака было километров семь. Было ему страшно скучно и одиноко. Водки не было, да и не пилась она в этом страшном пекле.

Работает он однажды, ворочает рычаги своего экскаватора. И видит он, как на горизонте в жарком мареве появляются расплывчатые силуэты. Они приближаются, и становится отчетливо видно мужчину верхом на ишаке и девушку, идущую рядом. Отец бросает рычаги и выбирается из своего танка навстречу гостям. Гости для него страшная редкость. Он рад даже этим практически не говорящим по-русски людям.

Мужчина — узкоглазый каракалпак в возрасте. Но непонятно, в каком. Ему может быть и тридцать лет, и пятьдесят. А вот девушка совсем юная, почти девочка. Взаимные приветствия можно понять без перевода, а вот дальше понимание продвигается с трудом. В конце концов отец понимает, что девушку надо поместить в экскаватор, и, более того, надо при этом начать работать.

Ну, работает. Каракалпак стоит рядом, молча смотрит. Минут через десять кричит: “Болды” (хватит). Девушка выходит, мужчина молча отдает отцу узелок с лепешками, брынзой, урюком и “чекушкой” водки. Говорит: “Рахмат”, садится на ишака и удаляется. Девушка бредет за ним сзади.

Эта история повторяется на следующий день. Тут уже недоумевающий отец пытается выспросить причину такого странного поведения национальных “кадров”. Каракалпак бесстрастно рассказывает на отдаленно напоминающем русский языке, что уже два года его юная, младшая жена не может забеременеть. Никакой медицины в их кишлаке нет, это и так понятно. Так вот проезжие узбеки ему сказали, что если прокатится с русским на машине — обязательно забеременеет. А отец мой — единственный в радиусе 200 километров русский на машине. Вот и привел бедолага девушку на экскаваторе прокатить. Экскаватор ведь тоже машина. Отец быстро соображает и объясняет каракалпаку, чтобы он ушел, а девушку оставил. Тот мотает головой, не соглашается, кричит: “Джок” (нет).

А, впрочем, как там дело по правде было, кто его знает. Может, и живет где-то в пустыне мой узкоглазый белобрысый брат. Или сестра.