Блоги

Политическая близорукость

Вадим Красулин нервно пощёлкал зажигалкой. Пьезомеханизм, как водится, сработал только с четвёртого раза. Красулин поймал себя на мысли: что так разволновался? С чего бы?
Вообще-то, первые признаки волнения он ощутил ещё в автобусе, когда зашнырял по узким и пыльным улочкам пригорода, пробираясь к автовокзалу.
— всё это можно было бы прочесть в глазах Вадима, будь такой дешифратор мыслей. Поди, изобретут когда-нибудь!
До электрички целых два часа. А не махнуть ли?
Мы опустим с тобой, читатель, диалог героя с собой, тем более что решение принято — Вадим Красулин бодро зашагал к остановке рейсового автобуса…
, — подумал он, глядя на замелькавшие за окном витрины магазинов. Знакомые и, вместе с тем, неузнаваемые, чужие. Даже чуждые и враждебные. Зачем, зачем они изменились? Объевропеились, объамериканились. Согласен: красиво, современно, но… Но память о тех — неказистых, аляповатых, но каких-то родных и близких, тех из далекой юности — никак не мирится с буйством красок, керамики и нездешностью латинского алфавита.
— Вадим уткнулся носом в стекло.
Много лет назад, по приезде в Сибирь, уменьшительно-ласкательное , весьма растрогало Вадима. Именно так, в речках, ходила милая его сердцу Колокша — скромный приток Клязьмы, где прошло беззаботное детство. И сибиряки называли далеко не хилый приток Оби речкой…
Кажется, приехали. Красулин проворно спрыгнул на тротуар. Так, сейчас скверик, а в конце… И что так застучало под рёбрами?!
Он сел на скамейку и застрелял зажигалкой. , — вспоминал Вадим, разглядывая ярко розовый двухэтажный дом с крыльцом, — видимо, недавно перестроенным, с потугами на евроизыск. Над козырьком неоновой трубкой было выведено:
Да, именно здесь и был райком комсомола, именно здесь двадцать четыре года тому и обретался Вадим Красулин вторым секретарем районного комитета — сиречь секретарём по идеологии. Именно здесь и влепили ему выговор с занесением. А формулировка, формулировка-то какая! За политическую близорукость.
А дело было так…
Поручили Красулину организовать оперативный отряд. В помощь милиции. Хотя помощников у последней было предостаточно, все норовили в народную дружину — три дня к отпуску были не лишними. А комсомолу негоже отставать, более того, он и здесь хотел сказать своё задорное слово.
Оперативники не давали расходиться по жилам молодым кровям на танцплощадках и только что появившихся дискотеках. Как спелеологи обследовали сотни подвалов, накрывали сборища великовозрастных оболтусов, омрачая своими визитами их первые уроки табакокурения и вермутовыпивания.
Но всё равно не хватало романтики, и Вадим придумал… Стоп! Всё это было придумано задолго до него. Да, да — и боевое самбо, и каратэ. Правда, занимались этим тогда только в соответствующих органах. В спортивных секциях — ни-ни! Даже постановление вышестоящих было на сей счёт.
Красулин попросил знакомого тренера из райотдела милиции обучить оперативников восточным единоборствам… подпольно. Официально секция называлась , а на поверку… На поверку каждый мог ощутить себя, пусть мысленно, не только Тосирой Мифунэ из фильмов Куросавы, но и тем кто покруче.
В секцию ходили даже девчонки. Впрочем, слово как раз и неуместно — их было почти столько же сколько и ребят. Красулин вспомнил, что особенно популярны среди девчат были занятия по истрепанной книжке на шведском языке. Он долго искал переводчика, обзванивал институты, но никто не по-шведски. Случайно нашёл одного чудака в заводском техотделе.
Красулин запомнил многие рисунки, сопровождавшие текст. Перед глазами встала хрупкая, тонконогая , расправляющаяся с помощью дамской сумочки и туфельной шпильки с одним, двумя и, соответственно, тремя джентльменами, видимо, покушавшимися на её невинность.
Красулин регулярно ходил на тренировки. И не как секретарь райкома, а как рядовой ученик и послушник. С первых же уроков он стал замечать, что укрепляется не только его организм?- мышцы, связки и прочее, а закаляется дух, растёт, как было принято говорить, уверенность в завтрашнем дне. Поэтому вопрос о духе, об идеологии он поставил наиглавнейшим при подготовке районного слета оперативников.
Красулин схватил телефонную трубку и набрал номер райвоенкомата.
— Петр Анисимович, здравия желаю, Красулин. За помощью к вам. Мне бы фронтовика поколоритней. Ну, пусть не в звании — их у нас трое осталось, но настоящего вояку, орла и с наградами.
— У власти орлиной орлят миллионы, товарищ Красулин… Шучу. Будем посмотреть. Хотя, чего смотреть, я с ходу скажу. Помнишь, к празднику Победы в исполкоме подарки ветеранам войны вручали? Да ваш ещё там был… заворг… как его?
— Трушкин.
— Во, во. Так пришёл старичок восьмидесяти двух лет, с Георгием на груди. Участник четырёх войн, а шустрый и разговорчивый, что твои активисты. Больше того — скандал нам закатил. Мол, на кой чёрт мне ваше верблюжье одеяло! Мол я ещё помирать не собираюсь и по ночам не мёрзну. Мол, не оскорбляйте фронтовика и всё такое. Пришлось одеяло на транзисторный приемник поменять… Орёл!
— А фамилия?
— Секунду, я даже где-то записал… Есть: Колупаев С.И., Трубная, 15.
Конечно, Красулин мог бы отправить по этому адресу кого-то из инструкторов райкома, но он решил пригласить Колупаева С.И. сам.
Нашел в частном секторе Трубную улицу. Пятнадцатый дом оказался пятистенком с крылечками — на два хозяина. Красулин постучал в ближайшую из дверей.
— Кого нелёгкая? — донёсся из сеней певучий тенорок.
— Товарищ Колупаев, откройте пожалуйста, я к вам из райкома комсомола. Моя фамилия Красулин.
— Товарищ… Ишь ты! Может, и товарищ, только…
Звякнул засов и перед Красулиным предстал старичок небольшого роста. Да что небольшого — маленького. В полумраке сеней его вполне можно было принять за подростка. На родине Вадима сказали бы: с сидячего кота. Мелкие черты лица, тёмные, без признаков седины, волосы. В правой руке Колупаева была зажата малярная кисть — потянуло ацетоном.
— В горницу пригласить не могу — окрашено, — выдал тенорок.
— Товарищ Колупаев… э-э…
— Савелием меня кликать. Отец на Ивана отзывался.
— Савелий Иванович, я навёл справки и узнал, что вы герой Первой мировой войны, так сказать, кавалер Георгиевского креста, участник Гражданской…
— Да не так сказать, а в самую серёдочку, — перебил Красулина Колупаев. — Лексей Лексеич самолично приколол.
— ?
— Его благородие генерал Брусилов. Так-то вот… Позвольте полюбопытствовать: где справочку навели?
— В районном комиссариате, Савелий Иванович.
Колупаев хмыкнул и чуть было не почесал влажной кистью затылок, но вовремя спохватился.
— Эт-то, значит, и там… зафиксировали, — пропел он тоном ниже.
— Транзистор-то пашет? Батареек надолго хватает? — бодро завел Красулин, неумело разряжая затянувшуюся паузу.
— На что они мне. в розетку — и вся недолга. — Колупаев сдвинул редкие брови, наморщил лобик, как будто почувствовал что-то неладное. — Ихние голоса я не слушаю, все больше да — на них брехунок и настроил.
— Савелий Иванович, каким-то дежурно-торжественным тоном продолжил Красулин, тоном он которого ему самому стало сводить челюсть, как от краюхи чёрного, — послезавтра у нас во Дворце культуры слет комсомольских оперативников. Мы очень просим вас выступить, поделиться, так сказать, воспоминаниями.
— Воспоминаниями говоришь? А чего вспоминать! — как вчера всё вижу. Лексей Лексеич он ведь…
— На слёте, Савелий Иванович, на слете. Там всё и расскажете. Лады? В семнадцать ноль ноль. Запомнили? Ну, и порядок. Так я пошёл? До скорого!
…Из громкоговорителей, установленных по этому поводу на площади перед Дворцом культуры, выливался незабвенный марш Анатолия Новикова. Марш, как тогда казалось, на все грядущие времена: Колыхался на ветру пурпурный транспарант: В фойе слышались густые звуки духового оркестра. Шла регистрация делегатов.
— Ну и где твой герой? — вместо приветствия и нарочито громко, срывающимся на фальцет голосом, спросил первый секретарь райкома комсомола Борис Федюнин.
— Обещал не опаздывать.
— Добре, — уже на ходу выкрикнул Федюнин, бросаясь с объятиями к только что прибывшему горкомовскому начальству.
Первый любил подобные мероприятия — с шумом, с кумачом, с президиумом, с торжественной дрожью в груди и с блеском повлажневших глаз. Как скаковая лошадь перед заездом, нетерпеливо бьющая землю копытом, Федюнин в разговоре с кем-либо переминался с ноги на ногу, покачивался с пяток на носки, нервно похохатывал и непременно хлопал собеседника по плечу и лопаткам. Он уже чуял носом запах пыльного занавеса, ладонями ощущал тёплую древесину трибуны, затихающий прибой затемнённого зала…
Есть толк упустить описание процедуры открытия слёта?- всё как всегда и везде. Правда, первый обкатал укореняющееся в партийной среде нововведение: избирать, помимо рабочего, ещё и почётный президиум, разумеется, во главе с дорогим Леонидом Ильичом.
Театральный осветитель во время неизменного пролога с мелодекламацией и песней , то и дело выхватывал из полумрака световым лучом щуплую фигурку Колупаева, его взбитый чубчик и главное, Георгиевский крест, неестественно ярко блестевший на полувоенном френче. В эти моменты по рядам, как ветерок по листьям, пробегал изумленный говорок…
Красулин, закончив своё выступление, опустился на стул. Он почувствовал приступ изжоги — она с утра начала его помучивать. Шепнув на ухо первому, Красулин на цыпочках вышел за кулисы, достал пакетик с содой и, запрокинув голову, высыпал содержимое. Не найдя по близости воды он вышел в коридор.
, — подумал Красулин, предвкушая выступление героя Брусиловского прорыва. Сода, наконец-то подействовала, захотелось покурить… Когда он прокрался на своё место, микрофоном уже завладел Георгиевский кавалер.
— Родные мои, мудёр был Лексей Лексеич. Да и Лексеев,?- наш командующий фронтом. Ведь что удумали? Жахнем, говорят, в Галиции, там против нас австрияки одни. А австрияк, доложу вам, родные мои, вояка некудышный, трусоват, едри его… В начале так и вышло — попёрли недругов, а они, канальи, немчуру на передовую доставлять стали… Ну, а германцу стойкости не занимать — так на всё лето и застряли мы в галицийских болотах…
Как сейчас помню, в августе это было… шешнадцатого. Лексей Лексеич самолично нам с брательником эти кресты и повесил. Итальяшкам мы тогда своим наступлением шибко помогли. До сих пор бы молиться на нас макаронникам. Да, и лягушатникам за нас бы свечку поставить… в Верденах… вот…
Это так до Красулина дошли последние фразы Колупаева.

admin 25 Мар 2017 года 3158 Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.