Леший

Это было так неожиданно и… мрачновато: начало октября, глухая тайга, небольшая таёжная речка. Если с середины, то мы пятый день сплавляемся на катамаране. Кат?- четвёрка и нас четверо, точнее пятеро. С нами небольшая собачка — русский спаниель, названая Машкой, по кличке Сволочь.
Эту вторую кличку дал Машке я. Это ж не животное, это сгусток энергии, причём со знаком минус. Стоит выползти раненько из палатки, ну там на предмет охоты или рыбалки, обязательно споткнёшься или наступишь на эту змеюку в собачьей шкуре. А сколько раз она попадалась на крючок, калечила зубами поплавки, так, вроде в форме игры… Или, к примеру, нашёл ровное место сковороду с костра снять, дабы рыбка не сгорела. Очистил от веток, шишек, камней. Несёшь тяжёлую здоровенную сковородку с жареной рыбой, обжигаешься: быстрее, а то уронишь. На этом месте уже Машка лежит — у-у, сволочь! А помню, в какой-то лихой осенний поход идём с Вованом (хозяин Машки) на кате двойка. Холод, дождь со снегом, всё сырое, изо рта пар, руки мёрзнут в мокрых перчатках, дюралевые вёсла огнём горят. Вдруг Маня как сиганёт с ката и плывёт к берегу, там справила малую нужду — и назад, на кат, приплыла и ну отряхиваться на нас. Сволочь она и есть сволочь! Но на охоте работала великолепно, без дураков!
Так, вернёмся к , накануне к ночи, заморосил дождь. Потом пошёл снег, температура ощутимо снизилась. Крупные снежные хлопья в свете костра, зрелище фантастическое. Белые пушистые комочки возникают из мрака, как бы из ниоткуда…
Сон был тяжек, одежда и спальники были явно не по сезону. Только угреешься, а нужно на другой бок поворачиваться, шевельнулся и всё — колотун-ага. (Потом деревенские сказали, что термометр показывал минус семнадцать!) Ночь прошла почти без сна, холоду нечего было противопоставить.
Утро было светлым, белым, чистым. Тенты над палатками просели от снега, все вещи были покрыты двадцатисантиметровым белоснежным покрывалом, на реке метровые забереги с сантиметровым льдом. А главное: времени в обрез, мы и так отстали от графика по независящим от нас обстоятельствам. Нужно собираться и уходить вниз по реке, через пять дней нас должна забрать машина, а у нас только треть пути, опаздываем. По плёсам на веслах не разгонишься, кат загружен от души. Все жались к костру и молчали, понимая, что нужно собираться и лезть на обледенелые баллоны полуспущенного ката. Кто-то должен быть первым…
— Парни, нужно уходить, здесь ничего не высидишь, времени нет совсем.
Я c сожалением отошёл от костра и двинул в сторону палатки. Так получилось, что именно я был инициатором всех походов, заразил охотой, рыбалкой, находил новые реки, делал расклад по продуктам, мастерил оборудование. В походе легче отдать руководство, чем принять, льгот нет, а ответственность?- твоя.
При попытке сложить обледенелый тент он сломался: всё, мы попали. Если мы лишимся жилья, выживать будет совсем трудно. В глазах соплеменников появилась тоска. Днёвка неизбежна, а там как бог даст. Это означает, что оставшееся время мы будем спасаться бегством, без охоты и рыбалки, и это в лучшем случае, если погода отмякнет. Если нет — выживать, не знаю как, хоть землянки рой.
Попив чайку, съев остаток ужина, мы с Вованом решили двинуть на охоту. Всё одно стоим. Вдруг ошалелые рябчики попрут валом на манок. От этих рябчиков всё можно ожидать. Отогревшись и просушившись у костра, мы одели на себя всю имеющуюся в наличии одежду, наметили маршрут. И вперёд?- будь что будет.
Манька бодро трусила впереди перепрыгивая через травинки (умора, она считает их препятствием). Наконец мы дошли до скал, которые из нашего лагеря были едва видны. Здоровенная птица, вроде филин, пролетела невдалеке и села на сломанное дерево в метрах семидесяти. Раздался сухой щелчок , филин улетел. Вот чего я никак не могу истребить в Воване, это стрелять по любым движущимся мишеням просто так: забавы для. Дело доходит до серьёзной ругани: он стал лучше, но иногда срывается.
— Как я мог промахнуться по такому сараю?
— Вован, ты пожалеешь об этом выстреле.
— Почему?
— Потому, зло должно быть наказано.
Манька встала в стойку и зарычала. Шерсть на загривке поднялась дыбом. Она не облаивала, она именно рычала, в неподвижной напряжённой позе. Мы остановились, с интересом наблюдая за ней. Через несколько минут псина успокоилась и уселась у ног Вована.
— Охотник прошёл где-то.
Предположил Вован. Может и так, Манька зря понтоваться не будет, она сволочь только в быту, а кто из нас без недостатков. Мы двинули вдоль скалы и пройдя не менее двух километров, стали заворачивать к реке. Погода стала меняться, потеплело и снег начал таять. Мы свистели в манки, но рябчики реагировали никак. Всё впустую. Забрели в болото, кругом поваленные деревья, коряги, пни. Выбрались с трудом на более-менее твёрдую почву. Дальше шёл густой пихтач, разбавленный тоненькими осинками. Когда кругом деревья и относительно ровное место ориентироваться трудно, ничего, следы на снегу есть, по ним вернёмся, если что.
— Смотри, ушастый прошёл (Вован, так называл нашего товарища — Жеку). Пойдём по его следу и вернёмся в лагерь.
Вован показал на снегу цепочку следов от резиновых сапог. Я отрицательно покачал головой.
— Вон другой след. В обратном направлении, посмотри. Пойдёшь не в том направлении, до ночи ходить будешь.
Вован согласился, Жека был скор на ногу. Как говориться?- для бешеной собаки сто километров не крюк. Лучше назад через долбанное болото по собственным следам, наверняка.
Похоже, нас накрыл тёплый фронт. Стало жарко, но лишние вещи легче носить на себе, чем в руках, за плечами ружья, на ногах болотники , Нужно пошевеливаться, наши следы стали потихоньку исчезать вместе со снегом.
— Ага, погляди, там вон Жека прошёл.
Вован махнул рукой в сторону увиденного следа. Подойдя поближе, я присвистнул, параллельно нашим следам, метрах в трёх, тянулась цепочка медвежьих следов шестидесятпоследнего размера. Хозяин явно шёл за нами.
— Привет от филина. Иди, глянь, как Жека мутировал!
Только тут мы обратили внимание на странное поведение Машки, она озиралась, поджимала хвост, дрожала и жалась к сапогам, то к моим, то Вована. Похоже, Хозяин тайги был недалеко, и он нас слышал, чуял и даже возможно видел, а мы его нет. Единственной лакмусовой бумажкой была Машка по кличке Сволочь. Тут же созвали военный совет. Ситуация складывалась не особо. На вооружении Вована было пижонское ружьё. Верхний ствол , нижний — двадцаточка. С оптическим прицелом, предназначенное для отстрела мелкой дичи. Медведю из него можно было нанести разве что обиду. У меня вертикалка, двенадцатого калибра. Это серьёзное ружьё, меткий выстрел из которого способен усадить на пятую точку даже слона, при условии, если есть подходящие патроны.
— У тебя пули есть для твоей хлопушки?
— Есть пара.
— Заряжай свою рогатку пулей.
Я тоже открыл свой небольшой патронташ, сшитый из старого портфеля, специально для подобных случаев. Всего на пять патронов — две пули, три картечи. Быстро перезарядил ружьё пулями, и остался недоволен, плохо залитая парафином пуля вывалилась из патрона, прокатилась по стволу и упала на землю. Беспечность, язви её. Пришлось её заново закреплять в патроне, расперев спичками.
Решено было так: если противник предпримет атаку, первым начинает Вован со своей пукалкой. Я вступаю в ближний бой. Стрелять только в раскрытую пасть или область сердца. Говорят, что от медвежьего черепа пули отскакивают, как от стенки горох. Не знаю, стрелять по медведю не приходилось.
Мы медленно двигались между своими и медвежьими следами, прислушиваясь к каждому шороху. Машка путалась в ногах, стараясь держаться поближе, поджимая хвост, это означало, что медведь на короткой дистанции шёл за нами. Да, места здесь идеальные для засады, густой кустарник, заломы из поваленных деревьев. Наконец дошли до болота.
— Давай отдохнём.
Вован смотрел на меня напряжённым, насторожённым взглядом.
— Нет, нужно идти, скоро снег совсем растает и следы наши тю-тю.
— У меня нога болит. Не могу больше. Давай покурим и пойдём.
— Хорошо, только быстро.
Мы присели на поваленное дерево. Я было полез за сигаретами, Вован достал дорогой .
— Вован, может, угостишь цивильной!? А то пропадут зазря, если что, жалко будет.
Вован посмотрел на меня серьёзным взглядом и молча протянул пачку. Впереди переход по болоту, сумерки надвигались стремительно и как-то фатально, где-то рядом перекуривает медведь себе на уме. Я решительно встал. Треклятое болото: много сил отнимет и времени, чего-то мы в этот раз всё время запаздываем.
Сколько я не прислушивался, ни разу не услышал треск поломанной ветки или хлюпанья болотной жижи, хотя поведение Машки говорило, что зверь совсем рядом. А ведь он тяжёлый и здоровый, судя по следу. Чего привязался, шёл бы, строил берлогу, готовился к зиме. А то нате вам — Я пришёл к тебе с приветом!.. Это всё филин, по которому выстрелил Вован, да и не филин это был…
На удивление, болото прошли довольно быстро, теперь вдоль скалы, а там и до реки дойти просто, да и место открытое и тропа набитая. Наконец дошли до места, где Манька почуяла зверя и ошалели. В скале был косой карман, там и прятался медведь. Мы прошли от него так близко, что он мог выдать нам по подзатыльнику, не сходя с места.
Было уже темно, когда мы вышли к костру, нас ждали с ужином, горячим чаем и с расспросами. Но нам не хотелось говорить, нам хотелось спать. Особенно после того, как мы приняли (как говорит Жека) по , наступила такая расслабуха: в палатку, в спальник… в полный рост… И только я успел спросить Вована:
— Ты хоть понял, в кого стрелял!?
Я увидел, как Вован кивнул, и начал смотреть сон про завтра.

Александр Серенко