Как отцев Агафангел писал стихи

О. Павлу Баженевских посвящается

Однажды отец Агафангел решил написать стихи, а затем издать книгу и подзаработать денег (теща второй год требовала стиральную машину). Для такой благой цели отец обзавелся настоящим гусиным пером и для правдоподобия вымочил бумагу в чёрном чае, отчего она стала похожа на настоящий пергамент. Но, по недосмотру или ещё какому-либо греху, он вымочил листок в клетку, и теперь она – клетка – предательски просвечивала через этот загар.
Для того чтобы поймать вдохновение, отец Агафангел подошел к окну и встал, как Пушкин на литографии, в профиль, закатил томно глаза и принял вдохновенный вид, подняв руку с сухим пером на уровень головы. Вдохновение что-то не приходило… Он поднял брови, не открывая глаз, вероятно, думая, что это может помочь. Но вдохновение всё так же не хотело махать стихотворными крылышками.
Отец Агафангел сдался. Он просто сел за стол, обмакнул перо в чернила, набрал в грудь воздуха и… Проклятое вдохновение опять запаздывало! В раздражении отец бросил перо на ковёр, забыв, что чернила имеют нехорошее свойство растекаться пятнами.
Чуть было не вспомянув чёрта, как он это частенько проделывал во дни своей юности, отец принялся посыпать пятно всеми сыпучими средствами, которые только попадались под руку: и женина пудра, и «Комет», и соль, и перец, и проч., и проч., и проч.
Пятно хладнокровно торчало посреди ковра, убеждая в прозаичности жизни.
Махнув рукой на все попытки убрать пятно, отец Агафангел просто постелил поверх горки сыпучих тел газету и упорно стал продолжать искать вдохновение.
Вспомнив, что Александр Сергеевич многие стихи посвящал дамам, отец тоже стал подыскивать даму сердца, которой он мог бы посвятить пару-тройку стихов. Но в голову почему-то упрямо лезли лишь две хорошо знакомые ему женщины: его собственная жена – Евдокия Ивановна и теща – рябая Матрона Кузьминична. Выбрав из двух зол наименьшее, отец Агафангел стал вспоминать облик горячо любимой жены, дабы описать во всей красе её прелести. После долгих и мучительных поисков отец придумал рифму «бровь-морковь» и вывел двустишие:
Твоя изящнейшая бровь
Наводит мысли на морковь!
От удовлетворения отец Агафангел потёр вспотевшие ладошки: дело, кажется, пошло. Муза, хоть и немного капризничала, но всё же прилетела. А рифма вышла удачная: Дуся всё-таки любит овощи.
Следом за первой рифмой пришла и вторая: «кровь-свекровь», но отец Агафангел, испугавшись, решил воздержаться от подобной уголовщины.
Надо было придумать ещё рифму, но дело что-то не шло. Отец начал от нетерпения дёргать себя за ус. Рифма не приходила, а ус был уже почти выдран.
Но тут на ум пришла спасительная идея: он вспомнил, что, кажется, у Бунина, было такое стихотворение из одной строчки:
О, закрой свои бледные ноги!
Теперь следовало по аналогии настрогать таких вот «белых стихов». Страниц 50-то он сможет обеспечить. И родилось:
О, побрей, наконец же, подмышки!
О, заплати за меня ты в ресторане!
О, пойдем: мы прополем картошку! И т.д., и т.п.
В итоге, когда вечером домой заявилась жена отца Агафангела, то весь ковёр был завален такими мадригалами, а сам отец мирно спал на столе, блаженно улыбаясь одним усом. Заподозрив неладное, Дуся стала разгребать всю эту макулатуру, пока не натолкнулась на огромное чернильное пятно. Огрев мужа по шее епитрахилью, она вынесла все стихи во двор и сожгла, невзирая на слезливые причитания мужа о том, что в своем Отечестве пророка, как всегда, нет. Она ему отвечала на это, и вполне резонно, что и в других отечествах не слишком-то густо.
А за ковёр отцу Агафангелу всё-таки попало, и пришлось ему со следующей зарплаты покупать новый.
Так бесславно начался и так бесславно закончился творческий путь отца Агафангела.

Алла Мождженская