Гостья

Был на исходе один из тех ясных, похожих на девичьи косынки с го-лубой каемкой дней, которыми уходящее лето словно машет нам на про-щание.
Знаменитый писатель-фантаст, чье имя широко известно читающей публике, вышел из калитки собственного ранчо, чтобы прогуляться в его живописных окрестностях на сон грядущий. Ему было лет за пять¬десят. Несмотря на излишнюю полноту, а может быть, именно поэтому, он выглядел довольно моложаво, что свидетельствовало вкупе с его розовыми подбородками, число которых соответствовало трём последним книгам, попавшим в список бестселлеров, о его материальном благопо¬лучии. Его яйцеобразный череп был начисто лишен волосяного покрова, однако смуглая кожа и чёрные сросшиеся брови позволяли пред¬положить, что он принадлежал к распространённой породе брюнетов. Судя по тому, как он мурлыкал себе под нос модную песенку, которую на днях передавали по кардиовизору (вижу сердцем), он пребывал в исключительно приподнятом состоянии духа.
В футах шестистах от ранчо стоял несокрушимый столетний дуб, креп-ко вцепившись узловатыми корнями в песчаную почву. В отличие от ок-ружавших его деревьев других пород, он не только не растерял лист¬вы, но был всё так же пышен и зелен, как в начале лета.
Знаменитый фантаст задрал вверх голову.
– Ишь ты, – молвил он уважительно. – Хоть ты и дерево, а умеешь внушить к себе почтение: на тебя приходится смотреть снизу вверх, словно на президента республики. – Минуту-другую задумчиво помолчал, потоптавшись на одном месте. – Ну, брат, будь здоров. Прогулка прогулкой, а дело есть дело. Меня ждёт очередная новелла, которая ни за что не оставит меня в покое, покуда я ей не придам удобочитаемый вид.
И он решительно зашагал прочь, поплотнее закутываясь в плащ, из под лацканов которого виднелась шерстяная фуфайка бежевого цвета; хотя ещё солнце светило вовсю, однако, особого тепла не было – довольно ощутимая свежесть, что свидетельствовала о близости вечерних замо¬розков, угрожающе подбиралась к его холёному, отнюдь не спортивному телу.
Сюжет упомянутой новеллы был навеян редакционной заметкой, которую писатель обнаружил сегодня в газете, просматривая утреннюю почту. За¬метка не очень большая, и мы приведём её полностью:
«Вчера пополудни скоропостижно скончался некий Мартин Рэндолл, агент по распродаже движимого и недвижимого имущества. Труп достав¬лен в ближайший морг. Тщательный осмотр (цвет тела землисто-серый, живот, по свидетельству консьержки, которая хорошо знала покойного и которая нашла его мёртвым, придя по обыкновению сделать уборку в его холостяцкой квартире, необычайно увеличен) позволил врачам, устроившим спешный консилиум, предположить, что смерть мистера Рэндолла, утончённого гурмана и чревоугодника (об этом им любезно сообщила группа официантов ресторана, где столовался покойный), на¬ступила от чрезмерного употребления пищи. Однако дальнейшими исследо¬ваниями, производившимися с помощью скальпеля, предварительный диаг¬ноз не был подтверждён: вместо кишок, набитых полупереваренной пи¬щей, в животе мистера Рэндолла был обнаружен какой-то непонятный на-рост – нечто пульсирующее и трепещущее, напоминающее куриный зародыш в насиженном яйце, только в десятки раз крупнее. Врачи заявили, что им ничего подобного в своей практике встречать не доводилось. Таким образом «загадка Рэндолла», как окрестили в медицинских кругах этот случай, стала еще более загадочной, чем до вскрытия. Одно лишь несомненно – это болезнь и, судя по всему, болезнь чрезвычайно опас¬ная. Опасная прежде всего тем, что методы борьбы с нею науке пока неизвестны, как неизвестна она сама. Впрочем, профессор Профьюмо, известный патолог, уже сегодня, по-видимому, кое о чём догадывает¬ся. Он полагает, что человечество столкнулось с фактом существования неведомой формы жизни, возможно, пришедшей извне… Исследования продолжаются…»
Эта редакционная статья полностью войдёт и в будущее произведение нашего знаменитого писателя.
– Это придаст моей новелле сугубо документальный характер, – вслух размышлял он. – Впервые в истории фантастики фантастическая вещь об¬ретёт силу реалистического звучания… поскольку на этот раз я на-мерен делать ставку не на вымысел, а всего лишь на домысел, что да¬леко не одно и то же… Только домысел, свойственный всякому худо-жественному произведению…
Однако закончить мысль ему не удалось – помешал оглушительный треск, неожиданно раздавшийся за его спиной.
Фантаст быстро обернулся. Дуб исчез. На останках поверженного де-рева – горстке необычайно белого пепла – лежала обнажённая ослепи-тельно красивая женщина. В её пышных светлых волосах тлела дымящая¬ся головешка.
Писатель снял с переносицы очки и тщательно протёр их носовым платком; затем, водрузив их на место, нерешительно приблизился к но-воявленной Еве.
– Вы не пострадали, девушка? – осведомился он дрожащим от волнения голосом, стараясь смотреть в сторону.
Женщина лениво подняла голову. Улыбнулась.
– Здравствуй… землянин, – буднично произнесла она, неспешно под-нимаясь на ноги.
– Здравствуйте, – ответил фантаст на приветствие незнакомки, в словах которой, судя по всему, он не заметил ничего необычного. – Я только что тут проходил, любуясь ландшафтом… но вас не видел… Вы, наверное, были где-то поблизости?..
– Что значит «только что»?
– Ну… минут десять назад.
– В это время я была в системе Центавра.
Она спятила от страха, – решил про себя фантаст. – Бедняжка! – Однако виду не подал.
– Ты ошибаешься, землянин. Помешательство тут ни при чём.
Она читает мои мысли! – ужаснулся писатель. – Впрочем, и это сви-детельствует о том же: говорят, некоторые душевнобольные предраспо-ложены к телепатии. В таком случае он должен быть снисходителен к ней.
– Вы хотите сказать, что вы – инопланетянка?
– Я это уже сказала.
– Гм… Вы из Центавра, конечно?
– Нет. Моя система находится значительно дальше.
– А как она называется: Вега, Сириус, Альдебаран, Орион, Плея¬ды, Туманность Андромеды?..
– Каваалаф.
– Где это?
– В совсем другой Вселенной. О её существовании ваши ученые даже не подозревают.
– С вашим аппаратом, на котором вы прилетели, конечно, случилась авария, – усмехнулся фантаст, будучи уверенным, что последует утвер-дительный ответ, – и он взорвался в момент финиша? Так как же, я угадал, девушка?
– Нет.
– Тогда вы мне его покажете?
– Ничего такого, что ты имеешь в виду, у меня не было.
– А как же Каваалаф, что «в совсем другой Вселенной»? – весело съехидничал знаменитый писатель, полагая, что наконец-то припёр к стенке липовую инопланетянку.
Но «липовая инопланетянка» не чувствовала себя припёртой к какой бы то ни было стенке.
– Я была излучена одной из разновидностей электромагнитной суб-станции, – сообщила она небрежно, словно речь шла о покрое заурядного платья, которого ей сейчас недоставало.
– Что это такое? – осведомился фантаст.
– Состояние материального вещества, которое мы именуем синтосинным эффектом.
Писатель озадаченно помолчал некоторое время.
И вовсе она не помешанная, эта Ева, которой для полного сходства с прародительницей человечества не хватает лишь фигового листа и мо-гучих рубенсовских бедер, – отметил он про себя. – Скорее всего – это одна из моих особенно настойчивых поклонниц.
А вслух сказал:
– На этом самом месте, где мы с вами столь мило беседуем, только что стоял огромный столетний дуб. Горсточка пепла и несколько дымя¬щихся головешек – это всё, что осталось от древесного великана. Чем вы объясните эту метаморфозу?
Женщина не заставила себя долго ждать с ответом.
– Финишный стопор синтосинного эффекта – наиболее надёжного способа перемещения биологических тел в пространстве, – как пра¬вило, сопровождается небольшим энергетическим разрядом, способным причинить некоторые местные опустошения.
– У вас, девушка, завидное воображение…
– Речь идет об ординарном будничном акте.
Писатель перекосил рот, с трудом подавляя зевоту.
Похоже, сказка не имеет конца, – подумал он с раздражением; сам, будучи большим мастером рассказывать небылицы, он не любил выслуши¬вать их от других.
– Скорее всего, эти «опустошения» произошли в результате падения болида, – решительно возразил он. – Тем более что ожидается массовый выпад Леонидов…
Между тем наступил вечер. Солнце внезапно исчезло за горизонтом, словно жёлтая монета в прорези тотализатора. Длинные тени от деревь¬ев выросли в голубоватые сумерки. Свежесть, что напоминала о заморозках, стала ещё более ощутимой. Писатель слегка поёжился.
– Простите, девушка?! – спохватился он, торопливо стягивая с себя плащ. – Вот недотёпа!.. И вы тоже хороши… Так и воспаление под-хватить недолго…
Женщина этот несколько запоздалый жест заботы о себе приняла как должное.
– Ну ничего, сейчас вы согреетесь в два счета, – пообещал извест¬ный фантаст, когда они вошли в ранчо. – Отведайте коньячку, – засуе¬тился он, усадив гостью в глубокое кресло подле журнального столика. – Это отличное средство от простуды. На здоровье…
Но женщина от коньяка отказалась. Отмахнулась она и от холодных закусок, которые предложил ей гостеприимный хозяин.
– Что ж, настаивать не стану, – уступчиво сказал он. – Тогда – в постель! – добавил он тоном, не допускающим возражений. – Вот так. Тёплое верблюжье одеяло тоже многого стоит; иногда оно полезнее хо-рошего вина. Отдыхайте, девушка. А я пойду поработаю. Писатели… эээ… они не принадлежат себе…
Через час-полтора фантаст вернулся в спальню.
– Как твоя работа? – встретила его гостья.
– Не сдвинулась с места.
– Что так?
– Столкнулся с взаимоисключающими противоречиями, которые никак не мог преодолеть.
– Именно?
– Видите ли… Согласно замыслу моей новеллы на Землю вторгаются самки из какого-то экспансивного недоброго мира. Это клювастые членистоногие чу¬довища, с фасеточными, похожими на мозаику глазами. С помощью ост¬рого, как меч, яйцеклада химеры вспарывают одиноким мужчинам животы, забираясь к ним в постели на правах любовниц, и откладывают яйца… Тут-то вот и загвоздка…
– Я ничего невозможного здесь не вижу.
– Ну как же… Для того, чтобы обольстить убеждённого холостяка, существо крайне привередливое, инопланетянка должна обладать, прежде всего, при¬влекательной внешностью… – безнадёжно объяснил фантаст.
Женщина очаровательно улыбнулась.
– Ну и пусть себе обладает.
– А как же химерическая физиономия?
– Её легко устранить при помощи образной телепатии. Другими словами, используя принцип телепатической проекции, чудовище может при¬нять внешность, соответствующую представлениям о красоте того, кому оно надумало понравиться.
Фантаст мгновенно воспрянул духом.
– Вы спасли мою новеллу! – воскликнул он голосом утопающего, которого вытащили из омута на берег. – Так я и сделаю. – Он помолчал. – Вы умная девушка, – добавил он, решив, что женщина заслуживает комплимента. – И красивая. – Он присел на краешек кровати. – А ваши как дела? Согрелись? Вот и прекрасно… Меня тоже что-то знобит немного… – Его лысина густо покраснела. – Если вы не возражаете…
Она не возражала.
Хозяин ранчо смущённо улыбнулся.
Стянув с себя полосатую пижаму, он не спеша и деловито повесил её на спинку ближайшего стула, шлепанцы поставил так, чтобы при надоб-ности можно было влезть в них прямо с кровати…
И тут начало происходить с ним нечто странное и необъяснимое… Сперва это случилось с пижамой, со стулом и шлепанцами; непостижи-мым образом они вдруг превратились в тончайшее платье, редкой рабо-ты кресло, изящнейшие туфельки, усыпанные алмазами и рубинами. Вне¬запно пришло ему в голову, что все это – его вещи, что он – царская невеста, готовящаяся к первой брачной ночи. Зеркало подтверждает его догадку: перед ним статная писаная красавица с чёрными длинными волосами, осиной талией и маленькими ножками; там же, на амальгаме, были отражены тяжёлый балдахин, и широкое ложе, на котором возлежал прекрасный юноша, томящийся в ожидании новобрачной.
Царская невеста оборачивается назад и действительно видит балдахин, ложе и скучающего аполлона; затем она с решимостью отчаявшегося человека бро¬сается в жениховы объятия: уж если невозможно обойтись без этой зло¬получной ночи, тогда пусть она наступит быстрее…
Тотчас последовал сокрушительный удар в живот. Прежде чем навсегда погрузиться в небытие, писатель-фантаст испытал один из тех смертных ужасов, коими будущий покойник так любил припугнуть своих ни в чём не повинных читателей, – он видит истинное лицо инопланетянки, в чьё существование до сего рокового мгновения отказывался поверить: из глубины очаровательной маски, исполненной с помощью образной телепатии, на него враждебно и холодно смотрело членистоногое клювастое чудовище…

Пётр Бурмин