Глаза Веры

Гроб установили на расшатанные табуретки прямо на дороге перед въездом на кладбище. Священник деловито достал мешочек с ладаном, кадило, связку тонких, деформированных восковых свечей и пластиковую бутылку с жёлтым речным песком. Свечи он раздал немногочисленным родственникам, обступившим гроб. Погода испортилась окончательно. Сквозь густые сосновые ветви пробивались насыщенные колкой снежной крупой, растрёпанные жгуты ветра. Впрочем, что можно ожидать в Сибири в конце октября? Свечи в руках людей и у изголовья покойной постоянно гасли. Священнослужитель, щёлкнув несколько раз забралом бензиновой зажигалки , добился появления дыма из кадила. Размахивая им, стал нараспев еле слышно бормотать молитву. Изредка он прерывался для того чтобы восстановить курение ладана и промычать: В завершение обряда священник часть песка рассыпал по кружевному покрывалу, загасил кадило и пригласил сыновей усопшей для расчёта.
Я, мало что понимающий в церковных ритуалах, некрещёный и не умеющий сложить персты для молитвы, с интересом наблюдал за священнослужителем. Не то, чтобы я не был убит горем?- просто в моём возрасте к утратам уже относятся спокойнее, как к неизбежности. Я смотрел на поросшее редкими рыжеватыми волосами лицо священника и пытался поймать взгляд его глубоко посаженных глаз. И когда, наконец, глаза наши встретились, я понял, что меня смущало. Было во взгляде священнослужителя нечто такое, что выдавало затесавшегося в ряды могущественной организации предателя. У него были глаза неверующего человека!
* * *
В пору беззаботного детства я проводил летние каникулы в деревне. Не хочется называть это прекрасное, наполненное солнечным светом время дачным. Да и не был я никаким дачником! Я жил полноценной босоногой деревенской жизнью, с ночными кострами, рыбалкой, огородными заботами и обычной для того времени крестьянской нуждой. Мы с остервенением брызгали слюной, изображая пулемётную стрельбу и взрывы гранат во время игры в партизаны. Затевали постройку переправы через ручей — и каждый хотел быть непременно начальником стройки или, на худой конец, прорабом. Мы сооружали космический корабль из обломков раскладушки, и никто не хотел оставаться на Земле.
Жизнь деревенских семей была открыта, вся на виду. Многие задачи решались только сообща, и поэтому взаимопомощь была обычным делом. Среди разнокалиберной деревенской детворы не было вражды, и краюху хлеба делили по-братски — на всех.
В соседнем с нашей избушкой доме проживала странная семья, состоящая из трёх человек. Супруги Пётр и Надежда Ковалёвы были, на мой мальчишеский взгляд, безнадёжными стариками. Хотя, скорее всего, им было лет по сорок, а их дочери Вере не больше десяти. Необычность Ковалёвых была в том, что глава семьи в лесхозе, в отличие от основной части мужчин, не работал. Пётр слыл в округе мастером и поэтому ходил с набором инструментов по деревням и за небольшую плату выполнял разнообразные ремонтные работы. И жена его держалась обособленно, на вечерних бабьих посиделках не появлялась, занималась огородом и домашними делами. С их двора никогда не было слышно смеха и музыки. Ковалёвы ничего не продавали и в деревенский магазин наведывались очень редко. Вера детворы не чуралась, но никогда не смеялась и даже улыбалась не часто. Среди девчонок я никогда её не выделял. Всё поменялось однажды после моего неблаговидного поступка. На лужайке возле дома мальчишки затеяли очень популярную в деревне игру — лапту. Маленький резиновый мяч оказался в моих руках в тот самый момент, когда Верочка проходила мимо по тропинке. Какая-то неведомая сила, управляя моей рукой, запустила мяч прямо в затылок девочки. Не ожидавшая удара Вера споткнулась и выронила из рук стеклянную банку с молоком. Пацаны дружно рассмеялись. Загоготал и я. Вера поднялась и обернулась. Наши взгляды встретились впервые. Глаза девочки показались мне огромными. Голубизна их — бездонна, как небо. Окажись на месте Веры любая из деревенских девчонок, она непременно вцепилась бы в мои вихры. Верочка смотрела на меня без укора, и взгляд её словно излучал свет. Оказалось, что и лицо её, усыпанное золотистыми веснушками, необычайно красиво. Захотелось взять девчонку за руку и бежать с ней по травяному ковру навстречу солнцу.
— Влетит теперь от родителей? — очнулся я. Вера подняла банку и двинулась к своему дому. Через несколько шагов обернулась и спокойно ответила: — Папа, и мама никогда меня не ругают…
Неделю спустя, я, увлечённый ремонтом старого велосипеда, сплюнул от досады и неприлично выругался. И вдруг услышал произнесённое тихим голосом поучение: .
Неподалёку стоял дядя Петя и смотрел тем же взглядом, которым так поразила меня Вера. Уши у меня заполыхали огнём. Стало очень неловко, и я, заикаясь, выдавил: Это было похоже на фантастическое кино, в котором нам показывали пришельцев из иных миров. Они жили среди нас, были такие же, как мы, но в то же время обладали какой-то великой, инопланетной силой и мудростью.
С той поры я, вольно или невольно, стал наблюдать за соседями. Пётр по выходным дням, нахлобучив на себя выцветший плащ, с посохом в руках удалялся по просёлочной дороге в сторону районного центра. Иногда с ним уходила и дочь. Верин наряд состоял из пёстрой кофты и юбки до самых пят. На голову она по-старушечьи повязывала голубенький ситцевый платок. Возвращались Ковалёвы всегда поздно вечером.
Желая утолить любопытство, я стал расспрашивать про Ковалёвых деревенских мальчишек.
— Ты что, не знаешь, что ли? Они же верующие! — удивился Валерка Ковшов. — Дядя Петя побирается у церкви. Верочка с ним молиться ходит.
— Как это — побирается? — не врубился я.
— Милостыню просит. — объяснили мне. — Как нищий!
Надо заметить, что я, как и большинство детей, учился и воспитывался в советской школе, носил на шее алый пионерский галстук и был убеждённым атеистом. Ни дома, ни во дворе сталкиваться с религией не случалось. Отчётливо помню, как на уроке погрозила мне пальцем любимая учительница, заметив, что я нарисовал карандашом крохотный крестик на полях тетради. — укоризненно процитировала она. Может, поэтому и не приходилось мне наблюдать этих особенных глаз в школе.
Много лет спустя судьба занесла нашу группу туристов-сплавщиков в живописную алтайскую деревню. И я, желая скоротать время в ожидании вахтовки, прогуливался по ухоженной центральной улице, которая вела к белокаменной церкви. По дощатому тротуару навстречу мне двигался облачённый в рясу человек — видимо местный батюшка. Вокруг него, как стайка рыбёшек, крутились ребятишки. Священник что-то рассказывал и по очереди гладил детей по голове. Все проходившие навстречу мужчины с почтением снимали головные уборы и здоровались с ним. Не стал исключением и я. Батюшка улыбнулся в ответ и произнёс приятным грудным голосом: И я растворился в немыслимом световом потоке, который излучал его взгляд.
В чём же было дело? Какова природа света, которым как бы изнутри подсвечивались глаза искренне верующих, набожных людей? Чья чудодейственная рука прикоснулась к головам избранных? Почему не обладали волшебным взглядом сектанты, казалось бы, тоже верующие? Эти и подобные вопросы всю жизнь я задавал себе, встречая на пути .
В один из тёплых июльских вечеров из дома семьи Ковалёвых донеслись женские крики и плач. А вскоре стало известно, что дядя Петя умер. Когда мы с ватагой мальчишек пробрались во двор Ковалёвых, то первое, что предстало нашему взору, была окрашенная суриком крышка гроба. Худое лицо покойного застыло в восковой неподвижности. Поразили меня непропорционально громадные кисти рук, сложенных на груди Ковалёва. Одетые в чёрное старушки крестились и перешептывались между собой.
— Ведь не старый ещё, Пётр-то!
— Ты не поверишь, Кузьминична!
Когда его с кровати переносили в гроб, так под ним матрас был набит медяками!
Да там тыща, наверное! Не меньше! А как жили-то бедно! Ведь ничего у них нет!
— Всю жизнь на паперти простоял…
— Они деньги на восстановление храма копили. На себя ничего не тратили. Разве что на еду…
Спустя месяц, после похорон тётя Поля продала дом и вместе с Верой перебралась к родственникам в таёжную деревеньку Майзас. Больше наши судьбы не пересекались, но наполненные истинной верой глаза ещё не раз встречались мне на жизненном пути. Стремясь проникнуть в их тайну, соприкоснуться с неизведанным, я познакомился и даже сблизился со многими верующими. Подобраться к разгадке секрета, анализируя внешние проявления, сопоставляя уровень образования и способ воспитания этих людей, мне так и не удалось. По всей видимости, наполнение человека светом и добротой происходит от неустанного взаимодействия души и каких-то высших сил. Путём длительного совершенствования и самопожертвования.
* * *
Священник засунул деньги в потёртый дипломат и собрал утварь. Достал из кармана нейлоновой куртки брелок и нажал на кнопку разблокировки сигнализации. Новёхонький золотистого цвета японский внедорожник визгливо откликнулся на призыв. Как бы спрашивая разрешения священнослужитель взглянул в хмурое небо, покосился на могильные кресты, затем уселся за руль и скрылся за поворотом. Небеса не разверзлись. Тучи, как просторные тёмные мешки, нависали над верхушками сосен. Казалось, что они наполнены холодом и вот-вот порвутся, и засыплют кладбище снегом.

Сергей Стрельников