Общество

История новокузнецкой полиции

Не многие города не только в Сибири, но и во всей России имеют столь богатую на события и славную на свершения историю, как город Новокузнецк. Не слишком ли смелое утверждение? Судите сами. Освоение и присоединение Сибири Российским государством после похода легендарного Ермака шло “семимильными шагами”. Но Великая Смута, охватившая страну в начале XVII века, затормозила, а вскоре и вовсе прекратила это движение. Смута, фактически вылившаяся в Гражданскую войну, сопровождалась иностранной интервенцией, захватом российских земель и даже самой престольной Москвы. И первой русской крепостью в Сибири, основанной по окончании этого страшного разорения, стал Кузнецкий острог.

Это был одинокий на многие сотни вёрст вокруг русский форпост в предгорьях Алтая. Таким он был в 1618 г. — в год своего основания, таким же он оставался и сто лет спустя. И все это время Кузнецк, к которому “прилегли великие орды иноземцев”, — надёжный щит южносибирских рубежей государства Российского от посягательств кочевников. Сейчас в это трудно поверить, но тогда Кузнецкий острог (что в то время означало укреплённую крепость) чуть ли не ежегодно отражал постоянные набеги калмыков, кыргызов и прочих кочевых племён, зачастую выдерживая долгодневную осаду многотысячных войск. Однако небольшой гарнизон кузнецких казаков ни разу не позволил неприятелю завладеть городом, обращая в бегство зарвавшегося врага. И не только взрослые мужчины прочно стояли на страже Кузнецка. При необходимости и стар, и млад выступали на защиту своего дома, родного очага.

А ведь кузнечане были отнюдь не святые. Кого только не забрасывала судьба в эту сибирскую “украйну”! Казалось, все расы и народы смешались в одном “кузнецком котле”. Служилые люди, составлявшие гарнизон Кузнецка, частью состояли из военнопленных, захваченных в затяжной русско-польской войне и сосланных на службу в далёкую Сибирь, частью из опальных стрельцов, отправленных на кузнецкое порубежье “за царскою опалою”. Были здесь поморы и томичи, новгородцы и тюменцы, татары и французы, немцы и запорожские казаки, служилые телеуты и поляки… Да мало ли кто! Одни попа- дали сюда с семьёй, другие обзаводились женой и детьми уже на новом месте. Служилые люди, их “племянники” и “захребетники”, крестьяне, посадские, “гулящие люди” и многие другие — все они вступали во взаимодействие друг с другом, решая, как правило, мирным путём, постоянно возникающие дела, диктуемые самой жизнью. Но бывали и исключения — конфликты, нередко приобретавшие криминальный характер. Вот тогда настоятельно требовалось вмешательство третьей силы, наделённой полицейской властью. Такой силой в Сибири (как и в значительной части европейской России) в XVII веке стали воеводы.

Воевода обладал всей полнотой военно-административной власти на вверенной ему территории. Учитывая отдалённость сибирских земель от Москвы и, соответственно, отсутствие прямого контроля столичной приказной администрации за деятельностью сибирских воевод, можно смело сказать, что те превращались в полновластных хозяев своих мест. Отсюда — многочисленные злоупотребления воевод, столь обильно зафиксированные в источниках. “Наказал бог народ — послал воевод”, — так живой русский язык в хлёсткой пословице выразил самую суть этого явления. Но сейчас не об этом. Именно воеводы в силу своей прерогативы среди прочих многочисленных обязанностей должны были решать и чисто полицейские задачи: создавать условия для “ненарушения тишины”, вести дознание, проводить расследование, объявлять розыск и т.д.

Всего на кузнецкой воеводской службе, продолжавшейся 2-3 года (дольше — реже), побывало несколько десятков человек. Многие из них были представителями известных в отечественной истории фамилий — Волконские, Синявины и др. В 1625 году кузнецким воеводой был назначен Фёдор Иванович Голенищев-Кутузов — дальний предок великого фельдмаршала. В его воеводском наказе, подписанном царём, читаем: “Смотрити и беречи накрепко, чтоб никто в Кузнецком ост- роге корчемного продажного питья у себя не держали, и безъявочно б никто, ни каков человек, пив не варили и медов не ставили, а вина курити и на явку отнюдь никому не давати”. В случае, если кто-либо из кузнечан без разрешения воеводы всё же начинал тайно варить пиво и настаивать медовуху, а уж тем более — гнать водку (хлебное вино), что было в принципе запрещено, то воеводе предписывалось у виновных отбирать обнаруженный алкоголь и конфисковывать всё самогонное оборудование (“суды винные, и котлы, и кубы, и горшки, и трубы”), а на них самих налагать штраф, а в случае рецидива — “велеть бити кнутом по торгам и метати на неделю в тюрьму”.

Любопытно проследить на конкретных примерах, как кузнецкие воеводы применяли данную им полицейскую власть на практике. Обратимся к одному происшествию, случившемуся 10 октября 1672 года. В этот день среднеазиатский купец (“бухаретин”) Кутай-Берды Мерген, торгующий в Кузнецке, подал местному воеводе Никите Доможирову на имя царя челобитную, в которой он жаловался на то, что его ночью “покрали, а кражею вынесли живота моего двести концов целых (конец — отрез ткани определённой длины) киндяков китайских (киндяк — сорт ткани), сто пятьдесят аршин безей белых (безь — сорт ткани), двенадцать соболей, половина бобра чёрного, пять рублёв денег”. Всё украденное имущество торговец хранил на съёмной квартире — в доме конного казака Фёдора Максимова, где временно проживал и сам. При этом истец в своём, если говорить современным языком, заявлении высказывал подозрения (“неверку”), что обокрасть его мог хозяин дома через свою жену Екатерину (в момент кражи Ф. Максимова дома не было — он нёс казённую караульную службу), и просил в отношении них “указ и сыск сочинить”, то есть провести следствие. Через несколько дней воевода вызвал в “приказную избу” (воеводскую канцелярию) Ф. Максимова, озвучил ему иск Кутай-Берды Мергена и потребовал объяснений. Фёдор признал, что принял на постой бухаретина с товаром, но о своей причастности к краже купеческого “живота” категорически отказался. По требованию истца был также допрошен конный казак Ефрем Кириллов, который утверждал, что Ф. Максимов сам предложил купцу остановиться у себя на постой, ведя переговоры с ним еди- нолично без переводчика. Фёдор же настаивал на том, что их с купцом “толмачил” (переводил) как раз Кириллов. В поисках истины воевода устроил им очную ставку (оба они были “с очей на очи ставлены и роспрашиваны”). Но и этот следственный приём ничего нового не дал: стороны держались своих первоначальных показаний. Тогда воевода, руководствуясь “Соборным уложением” (сводом судебных правил Московского государства) по схожим статьям, вынес решение пытать Фёдора и его жену. Но в последний момент среднеазиатский купец по настоянию группы служилых людей обратился к воеводе с просьбой отложить пытку на пять дней, дав это время Ф. Максимову самостоятельно найти украденные вещи. Воевода пошёл навстречу этому прошению, и, как ока- залось, не зря. Спустя несколько дней Максимов, явившись в приказную избу, попросил у воеводы “дать пристава и понятых на поличное на бухарской гибельной живот”. На вопрос, где он намерен произвести выемку, Фёдор ответил, что нужно идти на двор к пашенным крестьянам братьям Горбуновым, аргументируя это тем, что один из братьев — Кузьма — несколько раз приезжал на дом к Кутай-Берды Мергену, вёл торги с ним, но ничего не купил, а после кражи его видели в лесу за под- счётом каких-то денег. Воевода счёл это подозрение весомым и велел отправить к дому братьев Горбуновых с Максимовым двух командиров (сына боярского и пятидесятника), толмача, трёх караульщиков и денщика. Группе поручалось “в избе и в клетях (клеть — тип хозяйственной постройки) поличного обыскать по всем местам накрепко”. В итоге на усадьбе Горбуновых под стогом сена была обнаружена сума с частью украденной ткани. Братья попытались было возразить, что сума была подкинута им, однако воевода всё же приказал взять двух старших братьев Горбуновых под приставы, а младшего Кузьму посадить в тюрьму. При этом всё имущество братьев было в присутствии их соседей описано и опечатано. Такое положение в дальнейшем грозило полному запустению хозяйства и разорению Горбуновых. Вероятно, не без давления старших братьев, уже через три дня Кузьма дал признательные показания, указав и своих подельников — двух пашенных крестьян Василия Пантелева и Ивана Ханжикова. Они поначалу отрицали своё участие в преступлении, но затем под тяжестью улик также признали свою вину. Тогда в их домах с санкции воеводы были произведены обыски (“выемки”), в результате которых была обнаружена значительная часть украденных вещей. Недостающий товар на сумму 48 рублей все три вора возместили равными долями по 16 рублей с каждого (чтобы понять, насколько это крупная сумма, укажем, что годовой оклад конного казака тогда составлял 7-8 рублей).

Мы специально так подробно остановились на этом деле, дабы показать, что ещё в те времена, когда полицейские функции не были прямо обозначены и вменены в обязанности отдельных служб, они широко использовались на практике воеводами. Правительство, надо полагать, понимало слабые стороны такого положения вещей, когда в руках одного человека оказывались сосредоточены все нити власти, в том числе и в части полицейско-судебной сферы, но реально оно могло лишь несколько смягчить отрицательные последствия этого явления путём частой сменяемости и перемещения воевод с места на место. Понадобился неудержимый гений Петра I, чтобы взломать устоявшуюся практику и внести свежую “струю” в этом вопросе. Основываясь на европейском опыте, этот “новатор на троне” впервые ввёл в российское законодательство понятие “полиция”. Правда, все наши попытки найти чёткое определение этого термина среди петровских “пунктов” (законодательных инструкций) и “регулов” (наставлений) окажутся тщетными. В 1715 году в Санкт- Петербурге была учреждена Полицмейстерская канцелярия, сформированная из солдат и офицеров Преображенского и Семёновского полков. Спустя три года появилась и должность главного полицейского страны — генерал-полицмейстера (её занял денщик Петра I Антон Девиер). Но парадокс в том, что ни в том, ни другом документе о сущности полиции практически ничего не сказано. Зато ещё через три года 16 января 1721 г. в основополагающем на тот момент законодательном документе для городов — “Регламенте Главного магистрата” — о существовании городской полиции говорится как о чём-то само собой разумеющемся. Однако полиция на тот момент была сформирована только в новой столице, и то не по полному штату. Правда, в 1721 г. возникает полиция и в старой столице — Москве, но для бескрайней Российской империи это было, конечно, каплей в море. Больше в петровское время полиция нигде не встречается. Но вернёмся к упомянутому выше “Регламенту”. Именно в нём мы находим слова, которые, с одной стороны, во многом объясняют цели и задачи создаваемой полиции, с друой — и до сего дня остаются, вероятно, самыми глубокими по смыслу, касающиеся этой специфической области взаимодействия государства и общества. Итак, вчитаемся в эти потрясающие строки: полиция “споспешествует в правах и в правосудии, рождает добрые порядки и правоучения; всем безопасность подаёт от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных; непорядочное и непотребное житие отгоняет и принуждает каждого к трудам и к честному промыслу; чинит добрых досмотрителей, тщательных и добрых служителей; города и в них улицы регулярно сочиняет; препятствует дороговизне и при- носит довольство во всём потребном в жизни человеческой; предостерегает все приключившиеся болезни; производит чистоту по улицам и в домах; запрещает излишество в домовых расходах и все явные погрешения; призирает нищих, бедных, больных, увечных и прочих неимущих; защищает вдовиц, сирых и чужестранных; по заповедям Божьим воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце же над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности”.

Как видно, в первоначальном виде задачи полиции были неизмеримо шире современных и затрагивали многие отрасли человеческой жизни, воспитания и образования. Именно такая “фундаментальная” трактовка задач полиции объясняет происхождение и самого тер- мина “полиция”, означающего в пере- воде с древнегреческого “город”.

Но вернёмся от теории к практике. При первых преемниках Петра — императрице Екатерине I и его внуке Пет- ре II — о полиции основательно “забыли”. Вновь вспомнить о ней помог один курьёзный случай. В апреле 1733 года один из фаворитов императрицы Анны Иоанновны назначенный командующим войсками в Прикаспийских владениях России генерал-лейтенант князь Людвиг Вильгельм Гессен-Гомбургский посетил с инспекцией город Астрахань. Тяжёлый запах (“вредительный и язвительный смрад”, как выразился сам генерал), вероятно, от разлагающейся рыбы, добычей которой славился этот город, настолько поразил чувствительный нюх вельможи, что, вернувшись в столицу, он “забил во все колокола” о необходимости “смотрения чистоты” в городах империи. Полицмейстерская канцелярия по его инициативе составила доклад на имя императрицы с предложением в ряде губерний и провинций страны (всего упоминалось 23 административных центра) “учредить полицию, которую напредь сего именным блаженной памяти дяди Вашего Величества (Анна Иоанновна была дочерью брата Петра I) указом и велено было учинить”. Обратим внимание, что по существовавшему тогда законодательству (всё тот же “Регламент главного магистрата”) за санитарным состоянием городов должны были следить сами магистраты (или в некоторых небольших городах, как, например, Кузнецк, ратуши). Но императрица поставила на докладе резолюцию “быть по сему”, и развитию полиции в России был дан новый мощный импульс. Для нас особенно важно, что среди прочих городов, где отныне должны были действовать органы полиции, упоминается Тобольск, тогда центр Сибирской губернии, куда входил и Кузнецк.

В самом Кузнецке, как и в других городах губернии, полиция не учреждалась. Одна из причин, по которой правительство не спешило создавать полиции во всех городах империи, — финансовая. При существовании городской полиции нужно было держать специальный штат, состоящий на жаловании, основу которого составляли немногочисленные тогда офицеры. Куда проще было возложить на ратуши (в постпетровское время они заменяли прежние магистраты) исполнение, скажем так, текущих полицейских обязанностей: вести регистрацию всех прибывающих и выбывающих из города людей, не принимать на постой и работу беглых, с целью охраны города от “воров” ставить рогатки и дежурить по выбору в ночных караулах. Основная полицейская, а также судебная роль (ведение дознания, следствия, вынесение решения по его итогам) по-прежнему отводилась воеводе, что прописывалось ещё в петровской инструкции воеводам 1719 года. После эксперимента с введением полицейских контор в 1730-е годы в ряде городов империи правительство вскоре пошло на попятную. В 1762 году был издан указ об упразднении в городах должности полицмейстера и о передаче всей городской полиции в ведомство губернской и — на уездном уровне — воеводской канцелярии. Для Кузнецка, где полиция как самостоятельная структура так и не была введена, эти новшества лишь подтвердили существующую практику. В руках воеводы находилась вся полнота власти в уезде. Всё население уезда было подсудно воеводе по уголовным делам. Особое внимание он должен был уделять предотвращению разбойных нападений. Среди прочего в обязанности воеводы входило поддержание в уезде должного санитарного, религиозного и нравственного состояния населения. Важной особенностью Кузнецка (как и некоторых сибирских пограничных городов) было то, что здесь наряду с воеводой существовал ещё один важный коронный чиновник — комендант, компетенция которого не выходила за рамки самого города. В будущем это сыграет свою определённую роль при формировании полиции.

Пётр Лизогуб, историк. (Продолжение следует.)

Петр Лизогуб Общество 22 Июн 2018 года 1309 Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.