Березы, русские березы

Автор этого материала Иван Иванович РОГИНЦЕВ, ветеран Великой Отечественной войны, фронтовик-артиллерист. С боями он прошел от Ленинграда до Берлина, об этом его книга. В этом году ему исполнится 95 лет. Иван Иванович бодр, деятелен, продолжает заниматься творчеством. Хочется от души поздравить ветерана с Днем Победы. Это его самый любимый праздник.

«Меня часто приглашают в детский дом-школу № 95. Недавно, проходя по школьному двору, обратил внимание на березки, которые мы, ветераны войны Заводского района, лет 10 — 15 тому назад высаживали. Деревца подросли, стали стройными. Стоят бодро, как солдаты на параде. Начал искать свою березку, которую посадил маленькой, хилой веточкой.

Вспомнил, что первую по счету посадил Михаил Миронов, начальник цеха благоустройства Западно-Сибирского металлургического завода, моя была вторая. Михаил Трофимович уже ушел на вечный покой. Жалко: ведь мы с ним вместе прорывали блокаду Ленинграда, а в мирное время отдали много сил на становление ЗСМК. Подошел я к своей березке, обнял, прижался щекой к ее белоснежной коре и сразу почувствовал теплоту, исходящую от этого чудо-дерева. Сразу вспомнилась та встреча с фронтовиками, когда сажали веточки берез. Многих из ветеранов уже нет, а березы стоят, как память о них.

Мысли разбередили душу, поплыли… И увидел я березы в Берлине. Когда шли ожесточенные бои за столицу Третьего Рейха, особо разглядывать ее не было времени. Но когда проклятая война закончилась и мы победили, восточная часть Германии стала дружественной нам страной — Германской Демократической Республикой. Так получилось, что часть оборудования для прокатных станов на ЗСМК получали из ГДР. Бывало, что немецкое оборудование, неприспособленное к работе в суровых сибирских условиях, выходило из строя. Вместе со специалистами завода-изготовителя нам пришлось его дорабатывать. Как обычно, трудились, не считаясь со временем. В благодарность за эту помощь меня пригласили в ГДР в гости.

И вот я, после окончания войны, через 27 лет, в июле 1972 года снова оказался в Берлине. В первую очередь побывал в районе Силезского вокзала, где мы давали последний залп из ракетных установок “Андрюша”. Потом прошел по Фридрих-штрассе, по Унтер-дер-Линден (известный бульвар под липами) до Бранденбургских ворот и до Рейхстага. Следов от прошедшей войны не осталось. И трудно было поверить, что когда-то здесь были руины, груды камней и пепел. Теперь среди идеальной чистоты буйно зеленели деревья и стояли как будто вновь построенные здания без единого следа осколков.

Разглядывая насаждения, я не нашел среди деревьев ни одной березы и, лишь подходя к Трептов-парку, увидел слева и справа у входа с поникшими до земли ветвями наши родные белоствольные деревца. Они как будто поклоном встречали всех приходящих сюда людей или скорбили по погибшим за Берлин воинам, захороненным в многочисленных братских могилах на территории парка. Комплекс открывала скульптура “Скорбящая мать”, дальше — символические ворота из преклоненных знамен, аллея саркофагов и главная часть комплекса — 13-метровая статуя воина-освободителя.

Безмолвие, поникшие березы, бронзовая статуя солдата… невольно вызвали слезы. Плакали и березы, капли дрожали на листьях то ли от утренней росы, то ли от прошедшего ночью дождя. У могил-саркофагов незримо возникли образы друзей-фронтовиков, которые штурмовали Берлин, иные из них, пройдя всю войну сложили головы на немецкой земле, не дожив несколько дней до Победы. Вспомнился Лешка Шигелев, начальник разведки нашего дивизиона, весельчак и юморист, любимец всех офицеров. Сам не унывал никогда и другим не давал. Погиб здесь, в городе. Мы несколько дней искали его. Не нашли. Теперь он покоится в одной из этих могил среди тысячи воинов, собранных на улицах и площадях Берлина похоронной командой.

Дойдя до величественной скульптуры воина-освободителя с ребенком на руках, немецкой девочкой, доверчиво прижавшейся к русскому солдату, вспомнил картины блокадного Ленинграда и что там натворили фашисты. Как они, взяв город в кольцо, бомбили его, убивали невинных детей и взрослых, а главное — морили голодом. Я все это видел своими глазами, как свозили на Пискаревское кладбище горы трупов, умерших горожан.

Помню найденную после прорыва блокады памятку для немецких солдат: “У тебя нет сердца и нервов, на войне они ненужны. Уничтожай в себе жалость и сострадание. Убивай всякого русского, советского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай”.

Тогда, весной сорок пятого все руководство Берлина убежало в сектора Англии и Америки, население огромного города осталось на произвол судьбы: без продовольствия, воды, электричества. Нашей армии пришлось кормить берлинцев из наших полевых кухонь, давать хлеб, хотя мы сами жили не сыто. Кормили людей, которые были нашими врагами, которые намеревались убить нас, замучить в концлагерях. Мы не могли иначе, нас так воспитали в социалистическом обществе. Ни одному народу в мире не пришлось пережить таких тяжких испытаний, как русскому, особенно людям моего поколения. Но эти беды не сломили нас, а закалили.

Когда я смотрел на березы в Берлине, вспоминал павших на войне товарищей-фронтовиков, когда смотрю на березы в своем родном Новокузнецке, вспоминаю ветеранов, посадивших их. Они прошли войну, ударно трудились в мирное время, большинство ушли навсегда. Остались как память березы».