Культура

Общество мёртвых поэтов

Выпустив отменно подобранную книгу безвременно умершего поэта Руслана Сидорова “Поэзия — бессонница души. Алтайская тетрадь”, неугомонный издатель и президент клуба любителей “Фантастика” Николай Калашников продолжил возвращать в живой оборот книги поэтов, наших земляков, которые забыты совершенно незаслуженно. И если составителем сборника Руслана Сидорова выступил Сергей Гринберг, то книжку Николая Николаевского “И жизнь до дьявола светла” собрал сам Калашников, снабдив ее предисловием, где высказал сожаление, что, увы, молодые читатели  совсем Николая Николаевского не знают.

033_07_2016.jpgНиколай Калашников был десятиклассником школы № 41, а Николай Николаевский, уже студент филфака пединститута, вел в школе поэтический кружок. И открыл любознательному старшекласснику две важные вещи: во-первых, что рядом с ним живет по-настоящему хороший поэт, и, во-вторых, что собственно поэтического таланта у него нет, а графоманом быть не хочется (если подходишь к литературе с самой высокой меркой).

У Николая Николаевского вышло несколько стихотворных сборников: “Трудный день” (1982 год), “Обернуться назад” (1991), “Круг” (1993), “Золотое свечение” (1999). Найти их сегодня крайне трудно.

К сожалению, в 1998 году в возрасте 49 лет Николай Николаевский трагически погиб. “Будем считать, что этот сборник, — пишет в предисловии Николай Калашников, — пусть слабая, но попытка исправить такое положение. И моя благодарность человеку, когда-то повлиявшему на меня, в чем-то меня сформировавшего”.

И потому огромное спасибо Николаю Николаевичу, который собрал под одной обложкой стихи из прежних сборников Николаевского, умевшего сочетать нежную лирику и пронзительные философские откровения.

Николай Николаевский

На юбилей трамвая

Я заново переживаю

Явленье первого трамвая.

Сейчас покажется звеня

Такой красивый и нарядный,

Ещё вчера невероятный,

Как из тумана — на меня.

День обжигающе-морозный.

Пар над ушанками стоит.

И крик “ура” совсем не грозный,

Самозабвенный и серьёзный

Затылок сладко леденит.

Не главный праздник Кузнецкстроя,

А как ликует и поёт!

Набитый силой молодою

Трамвай торжественно идёт.

Ещё застал я те вагоны,

неугомоны

Седых солдат и нас, галчат.

Не слышал скрипы я и стоны,

Не видел трещин углублённых,

Как рёбра стёртые, торчат.

Но память — самый зоркий взгляд.

Я заново переживаю

Явленье первого трамвая.

Как будто сам я рихтовал,

И рельс крепил и стрелки ставил

В эпохе той. Причастный к славе,

Высокий воздух тот вдыхал.

*   *   *

Кота назвал я “Гугенот”.

О, это был чудесный кот!

Когда меня не понимали

Или я сам не понимал,

Я отыскал кота в подвале

Или меня он отыскал.

Кот плутовато-диковатый

Молочной пищи не терпел,

Зато капустные салаты

И рыбу жареную ел.

Ко мне он очень привязался,

Меня царапал он и грыз.

Я дрался с ним, я отвлекался,

Но мы немного отвлеклись.

Я б стал другим, когда б не он,

Он, создававший гром и звон,

Летавший так, что шерсть дымилась,

Плясали чашки на столе.

Жизнь заиграла, прояснилась,

Не стало тени на челе.

И разве можно мрачно, скучно

Глядеть на пыльные цветы,

Когда к тебе неравнодушны

Цветы, деревья и коты!

Когда бежишь, остановись!

К берёзе этой прислонись.

*   *   *

Я счастлив, но что за остуда

Прошла от руки до виска?

Откуда, скажи мне, откуда

Берётся такая тоска?!

Ребёнок без груза былого,

Весь в играх своих озорных —

Замкнулся. Не скажет ни слова.

С чего он задумчив и тих?

Наверно, стальная порука

Связала живущих и тех,

Умерших, погибших до срока,

Отрезавших песни и смех.

Духовные связи не тронешь,

Не вычислишь наших корней.

Душа — незабудка, зверёныш.

Одно только небо над ней.

Холодное небо без края

И сжатая жадная жизнь,

Где радость и скорбь мировая

На маленьком сердце сошлись.

*   *   *

Я разлуки копил, говорил невпопад,

Был я утренней мудростью поздно богат.

Если что-то сумел — обернуться на взгляд.

Если что-то смогу — обернуться на взгляд.

Ветер буйный, он двери срывает с петель.

Утром тихо, и снег лишь набух,  сыроват.

Что кричал, что шептал — утащила метель.

Не отыщешь следов, чтоб вернуться назад.

За неплотной обёрткой и лето, и сад.

Там заждались меня, там я милый и брат.

Невозможно вернуть чудо-счастье назад.

Только так — обернуться на взгляд…

Тайна

Он скрытным был. Он не общался

Ни с тем, ни с этим, да ни с кем.

Домой он поздно возвращался.

А может, и не жил совсем

Он в нашем доме. Неизвестно,

Был молод он, а может, сед.

Идёт, а рядом с ним невеста,

А если дочка? Слышь, сосед!..

Но он не слышал и не видел,

Лишь улыбался иногда.

Не оскорбил и не обидел.

Исчез однажды без следа.

И вещи вроде не грузили,

А вот, поди ж ты, взял — исчез.

Пенсионерки погрустили

И потеряли интерес.

Не знаем мы, что в нём скрывалось:

Добро, обида или зло.

И что скрывалось — в нём осталось.

Не объяснилось, с ним ушло.

Валерий Немиров Культура 30 Мар 2016 года 1300 Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.