Издавать на пачках чая
В Гоголевке прошел творческий вечер Владимира Угрюмова, читавшего стихи, рассказывавшего о поэзии. Владимир — поэт. Заметьте: я не написал “настоящий”, “замечательный” и даже “кузбасский”. Поэт может быть только поэтом. Так что сегодня читаем его новые стихи с предисловием питерского поэта Виктора Бондарева.
Валерий Немиров.
“С Владимиром Угрюмовым я познакомился при поступлении в Литинститут и в годы учебы. У него уже тогда была книга собственных стихов и собственное мнение обо всем. Стихи были обращенными в себя. Стихи, как диалог с собой, без расчета на подслушивающих. Ни политики, ни острых тем. Ни гнева. Ни секса. Никакого заигрывания с обществом. Ни крови, ни понтов. Ничего из набора всего того, что в рифмованном варианте любит почитывающий обыватель. Но столько воздуха в стихах Угрюмова. Только успевай переводить дыхание в пути среди его образов. Дыши и думай. А выражение своего мнения в критике у него было как удар боксера. Мгновенно и точно. Минимум слов и максимум образов. В дальнейшем общении с Владимиром я понял, что мне не важно, какие стихи он пишет и о чем они. Он мог бы вообще их не писать. Владимир и без стихов - настоящий поэт. С ним можно помолчать. С ним есть о чем помолчать. А его выражения и фразы, высказывания и размышления ни о чем и в то же время обо всем сразу нужно записывать и издавать. Издавать на пачках чая. Попиваешь крепкий чаек — наслаждаешься крепким выражением. Крепким, потому что прочно и надолго. Он ничего не придумывает, а проживает каждую фразу, каждую строчку, каждую букву и запятую.
Прислушивайтесь к речи Владимира Угрюмова, потому что в ней настоящая поэзия, настоящее искусство. Присматривайтесь к его жизни, потому что она и есть — жизнь творческой боевой единицы в потоке миллионов пленных, захваченных бытом и битом, кредитом и аудитом. Торопитесь познавать. Торопитесь дышать кислородом. И улыбайтесь. Иначе: остановка “Дом культуры”, следующая остановка “Шлакоотвальная”.
Импровизация, за ней ворчание и тишина.
Конец переписки”.
Поэт Виктор Бондарев, Санкт-Петербург.
Владимир Угрюмов
Что сделаешь — осень.
Что сделаешь, что?
Ответ не в вопросе,
в листве золотой.
И женщина плачет,
хохочет, не спит.
К ней вечностью скачет
жених и звенит
подковой. Обычно,
обычно всё:
бутылка “Столичной”
и томик Басё.
Слепые невесты
танцуют метель,
и пьяный забытый,
один в пустоте.
* * *
То ли было, то ли будет,
но закончится не зря.
Звезды… нет, на сером блюде
пончики огнем горят.
Вот на пончик муха села,
ворон вторгнулся в окно.
Шумно в мире то и дело,
часто даже не смешно.
Даже часто это вечно
все, живущее без слов:
свет от солнца, смех беспечный,
крики радостных ослов.
* * *
Улыбнусь, как в небо кану.
Улыбаться — это просто.
И друзья не по карману,
И печали не по росту.
Затихают к ночи звуки,
Крики тоже затихают.
Хорошо с людьми в разлуке
Говорить — с людьми — стихами.
Как в нетронутую бездну,
Как с рисунками на стенах.
Даже если бесполезность
Перспективна в переменах.
Даже если небо грозно,
Ни одна звезда не дышит.
Улыбнусь, пока не поздно,
Прямо в небо или выше.
* * *
В небе метель и метель на земле.
Мертвую водку
мне в стопку налей.
Той, неподвижной
и праздничной той.
Выпью с тобою,
ты выпей со мной.
Ты просто так, да и я просто так.
Снег то подступит,
то схлынет во мрак.
Я присмотрюсь и во мраке найду
Светлую точку — большую звезду.
* * *
И биение сердца,
И битье по щекам.
Все — желанье согреться
И любовь к облакам.
Распекать и судачить,
Порицать, вопрошать,
Спотыкаться о сдачу
С одного беляша.
И не видеть, что выход —
Это тоже исход.
Неожиданно тихо
Начинается год.
Мне размышлять? —
спрошу — зачем? —
и на ходу пойму, что — стоит.
Но в наводнении речей
помалкиваю непристойно.
Отправлюсь вечером домой
и чай отверженный запарю.
Заговорят тогда со мной
чужие судьбы как литавры.
И день воскреснет в мелочах,
слетятся мотыльки из тени
и в тень вернутся, замолчав,
чтоб стать творением нетленным.
* * *
Обещанного не желаю.
Смотрю на радостях в ответ
И, кажется, я точно знаю,
Что никаких вопросов нет.
Смотрю, а радость есть ли,
нет ли,
Но день прозрачен как слеза,
И чопорно, в бубновом ветре
Летит навстречу стрекоза.
Июльский полдень —
час расплаты
За многословие зимы.
И мальчик с сахарною ватой
Поверил в Иерусалим.