Культура
Дорога в осень
В Доме творческих союзов открылась персональная выставка Анатолия Думлера (живопись).
На открытии было не протолкнуться, или, как раньше говорили, яблоку негде упасть. Так бывает в нашем городе нечасто. Обычно, когда автор выставленных работ — яркая творческая личность. И художники не всегда приходят на чужие вернисажи. Но тут были и братья по кисти, и многочисленные поклонники творчества Думлера, и просто люди, не пропускающие подобных мероприятий.
Эта семнадцатая его персональная выставка — юбилейная. На следующий день Думлеру Анатолию исполнялось шестьдесят лет. И самая большая и, возможно, главная на сегодня его работа висит на центральной стене и называется “Дорога в осень”.
Но выступающие отмечали его молодость. “Он все еще молодой, наш Толян”, — сказал, открывая вернисаж, председатель правления Новокузнецкого отделения Союза художников Александр Суслов. Искусствовед Татьяна Высоцкая высказалась еще определеннее: “Он смелый, отчаянный, хулиганистый. Он тихий, но на холстах сумасшедший”.
Выходили к микрофону и Евгений Крюков, и Елена Донягина, говорили о том, какой Анатолий замечательный человек и не менее замечательный художник. Друзья Думлера выносили с собой гитару и баян и пели песни, которые поют у костра. И Толя с ними пел, не стеснялся. В общем, атмосфера вернисажа была теплая, сердечная. И не потому, что так всегда бывает на вернисажах, а потому, что Толю Думлера любят и за мастерство, и за доброту. Не так часто соединяются в одном лице и талант, и хороший человек.
Напомню, что Думлер — член правления, что он — организатор и руководитель “Кузнецкой слободы”. Не могу утверждать, что видела все его предыдущие выставки, но большинство из них — наверняка. И в мастерской у Анатолия была не однажды. Признаюсь, Думлер — художник из моих любимых. Казалось, все работы его знаю. Но, пройдя первые два метра, остановилась в изумлении. Феномен мастеров развески. Как будто впервые видишь знакомые тебе пейзажи и натюрморты. В театре это называется режиссурой. В изобразительном искусстве — экспозицией. Притягивал и волновал весь ансамбль, но и каждая картина требовала внимания. Привлекает в его произведениях цвет, часто оранжевый и во всех оттенках зеленый. Отмечают художники его композиторский дар — композицию выстраивает хорошо. В его работах любого жанра есть содержание. И, что особенно важно, состояние. Все это так притягивает, что подолгу хочется смотреть почти на каждое его полотно.
Через несколько дней после вернисажа мы встретились с Анатолием для интервью. Ну, так водится. Тем более художники — люди закрытые, и есть у журналистов стремление их внутренний мир приоткрыть.
— Как формировалась эта выставка? Она ведь не в чистом виде ретроспективная? Ты же не в 90-е годы начал выставляться?
— Наверное, все-таки где-то так. Писал-то я всегда, но целенаправленно стал писать в начале 90-х. А так писал для души. У меня, кстати, в мастерской стоят две работы еще с училища. Случайно нашел. Они 1983 года. Конечно, эта выставка формировалась не в строгой периодике. Я брал работы, которые завершают какой-то этап творчества. Один период прошел. Куда-то в другую сторону завернул, мое творчество уже другого свойства, по цвету и по технике исполнения. Потом еще какой-то период прошел. Человек же со временем меняется: стареет, болеет, какие-то драмы в его жизни происходят, ситуация в обществе меняется. Все это отражается на картине. Ушли какие-то цвета, появились темные тона, состояние напряженное.
— Помнишь, у тебя была работа абсолютно реалистическая, там какой-то лес. Роскошный пейзаж. Ты еще тогда сказал, что не подаришь и не продашь ее. Ты хотел скопировать ее. Но я нигде ее не вижу.
— А я все-таки продал ее. Я понял, про какую ты говоришь. Это была Малоэтажка. Осенний мотив с яркими кленами. Настолько динамично я ее написал. В один присест, может, за полчаса. Сделал с нее копий шесть. Но того эффекта не было. Не попадешь в то состояние. По внешнему виду получалось, но того состояния, той энергии уже не было. Повторить очень сложно, практически невозможно.
— У тебя много персональных выставок. Но ты ведь и в общих участвовал. Даже лауреатом каких-то особо значимых выставок был.
— Ну да. К 400-летию города проходили конкурсы. У меня в них второе и третье место. По городским пейзажам я однажды завоевал вторую премию, а в 2016 году — третью премию.
— Я имею в виду выставки за пределами нашего города.
— Зональные выставки. Я лауреат выставки “Сибирь-11”, которая проходила в Омске. Был тогда награжден дипломом от Союза художников России “За вклад в изобразительное искусство России”. А эту мою выставку просят прокопчане, в свой “Вернисаж”. Такой замечательный у них дом для картин. Всю выставку целиком просят и ребята из Гурьевска.
— Будешь таким художником-передвижником. В общем, ты такой титулованный художник. Я хочу сейчас о твоих автопортретах поговорить. Ты человек очень мягкий, добрый, безотказный и потому, наверное, беззащитный. Я тебя таким много лет знаю. И репутация у тебя такая. Но на твоих портретах ты суровый, может быть, жесткий. Это мечта твоя таким быть?
— Не знаю. Может, внутри я такой и есть. Жесткий. Просто когда общаешься с людьми, чтобы не разрушить круг знакомств, ты, конечно, не будешь грубить, правду-матку в глаза резать.
— Хочешь сказать, что ты расчетливый, что ли?
— Ну какой это расчет? Может быть, деликатность. Какой расчет?! Деньги я сам зарабатываю. Ни у кого ни разу не попросил, не занял. Знакомства ради выгоды не завожу. Детство у меня было достаточно сложное. В детский сад не ходил, вырос на улице. Мать работала. И там, в пацанячьей компании, чтобы выжить на улице, надо было уметь за себя постоять. Я долгое время занимался спортом. Года три-четыре был капитаном хоккейной команды. Стал постарше, увлекся боксом. И в принципе достаточно успешно. Но всегда хотел быть художником.
— Художник вполне может быть агрессивный. И живопись жесткая, агрессивная. Но в твоих-то работах этого нет.
— На этой выставке ко мне подходили люди и разные мнения высказывали, противоположные. Одни говорили: “Что такая живопись темная, напряженная?” А другие: “Ой, сколько цвета! Как все ярко, сочно!”
— А ты знаешь, в твоих работах есть действительно что-то драматическое. Ты очень любишь ночной пейзаж.
— Я вообще люблю ночь. Я, наверное, сова. Ложусь всегда очень поздно, часа в два ночи. А в молодости мы вообще работали по ночам. И возвращались по ночному городу домой. Как все было красиво! Эти ночные подсветки, какие-то фонари, мерцание. Небо сливается с домами, с фоном. Это очень красивые моменты. Они, конечно, есть у меня в нескольких картинах.
— Ночные пейзажи загадочны и тревожны. Но у тебя же есть произведения с драматическим содержанием. Говорю о картине “Телевизор на двоих”.
— Это такие работы, их серия, которые отражают какие-то социальные вопросы нашего времени. И “Венера”, и “Телевизор…”, и “Селфи”. Народ сегодня с этим селфи с ума посходил. Болезнь какая-то. Получается, открытие внутреннего мира на всеобщее обозрение. Человек свою жизнь хочет выложить в Интернете. Добиться за счет этого популярности, известности. По-моему, ненормальное явление.
— Или прилепиться к чужой популярности. Сфотографироваться со звездой после концерта и выложить в Сети. А то, что к этой звезде “сфотаться” очередь в десятки человек и ты, возможно, сотый, не смущает. Но мы отвлеклись от темы. Ты говорил, что хотел всю выставку сделать из последних работ. И ряд полотен, датированных 2019 годом.
— Мало того, за неделю до выставки написанных. Знаешь, я ведь вообще не хотел к этому юбилею делать выставку. Хотел уехать в отпуск. Была мечта — уехать в Париж. Ведь мои любимые художники — импрессионисты, а это Франция. Мечтал побродить по Монмартру, посмотреть на мастерские. Насытиться тем духом, уловить тот аромат. Почему-то была такая идея. Но, как всегда, не хватает денег. Поездка эта дорогая. И я решил, что выставку сделать дешевле. Да и собраться по кисти сказали мне: “Ты что? Такой серьезный юбилей! И ты не соберешь своих друзей? Не покажешь свое творчество?”
— И в Париж можно съездить.
— Ну да. Накоплю деньжат. Как-то надо осуществить эту мечту.
