Репортаж из Зазеркалья (окончание)

Выделяется только, вдаваясь в озерцо, симпатичный круглый полуостров метров 60 в диаметре, на котором напоминанием о былом могуществе металлургической державы стоит многотонный ковш-миксер грушевидной формы, несколько напоминающий пепелац из фильма “Кин-дза-дза”. Уходит эпоха угля, уходит эпоха металла. Что остается?.. Только памятники.

Деревня будущего

Бургомистр Зарбека Вильфрид Роос слегка смахивает на Билла Мюррея в “Дне сурка” и очень мало напоминает чиновника или политика. Но и сам Зарбек на деревню в привычном понимании вовсе не походит, разве что компостными запахами (об этом чуть позже). 

Энергетический парк Зарбек (на вывеске — “Saerbeckerenergie weltenlernstandort bioenergiepark”) — самый необычный населенный пункт из виденных мной. Поселок на 7 тысяч человек, обитатели которого зарабатывают выработкой электрической и тепловой энергии, а также производством высокотехнологичной продукции, такой как тончайшая и прочнейшая ткань, которая, со слов Рооса, используется в производстве авиалайнеров “Боинг” и “Аирбус” (идет на изготовление крыльев). “В прошлом году мы создали четыреста новых рабочих мест, построили детсады, школы”, — повествовал бургомистр, стоя у электромобиля на фоне вращающегося ветрогенератора. 

Чуть позже он добавил, что производимая суперткань идет и на изготовление лопастей “ветряков”, которых в Зарбеке семь штук. Это гигантские, видимые издалека, конструкции. Высота башни 150 метров (размер 60-этажного дома), длина одной лопасти составляет 50 метров. Электрогенератор находится наверху, вращается вокруг вертикальной оси (датчики улавливают направление ветра, электродвигатель поворачивает конструкцию, ориентируя ее на положение, обеспечивающее максимальную выработку электроэнергии). Слышен негромкий гудящий звук — индуцируются киловатт-часы, по кабелям пополняют “энергокопилку” державы.

Инвесторами выступили простые сельчане. “Мы все обсчитали. Взносы составили порядка 20 тысяч евро… Я предложил поучаствовать, семь семей согласились. Банки выдали кредиты. Потом другие согласились. За первый год дивиденды составили 3,5%. Потом размер увеличился, в среднем сейчас получаем 4 — 5,5% дивидендов”, — обыденно объяснял экономическую составляющую бургомистр.

Один из журналистов поинтересовался, не противоречит ли законодательству совмещение муниципальной должности и получение материальной выгоды. Вильфрид Роос как будто ждал этого вопроса: “Я пришел в ландтаг и убедил парламентариев… В итоге они к параграфу 107 добавили параграф 107а, по которому в нашем случае нет никаких противоречий, производить “зеленую” энергию (из возобновляемых источников, или ВИЭ) можно без ограничений”.

Немного фактической информации. Стоит гигантский ветрогенератор гигантских денег — инвесторам в Зарбеке каждый обошелся примерно в 5,2 миллиона евро. Это и вышка, и оборудование, и монтаж, и обслуживание. По расчетам, через 12- 14 лет работы зарбекцы должны окупить затраты и полностью возвратить кредиты.

Семь “ветряков” — только часть энергохозяйства Зарбека. Тут еще действует установка по производству и использованию биогаза и площадка по выработке электричества из солнечного света. Всё это те самые ВИЭ, которыми немцы планируют со временем заместить энергию, вырабатываемую на АЭС, а также получаемую за счет сжигания угля и газа.

“Зелёной энергии” — “зелёный свет”

Биогазовая установка лично мне не понравилась. Не люблю запах компоста. Во время компостирования выделяется вонючий и горючий газ, который улавливается и собирается. При сжигании он выделяет энергию, что используется для производства электричества и тепла.

Наш гид с подходящим именем Гидо Вальрафен поясняет, что техпроцесс занимает около 30 суток, после чего перебродивший биоматериал (собственно, готовый компост) извлекается из чанов и используется как удобрение. С особым удовлетворением Гидо отмечает тот факт, что если выработка энергии из ветра и солнца зависит от внешних факторов, то биогаз выделяется и сжигается в постоянном режиме; можно также использовать накопитель, для того чтобы более интенсивно производить электричество в то время, когда наступает ночь или безветрие, и другие источники “отдыхают”.

Что касается запаха, то местные крестьяне на него внимания не обращают. Принюхались. А поблизости другого жилья просто нет.

Почему? А потому, что до недавних пор это была военная база, со складами вооружения и боеприпасов, и селиться вблизи было попросту нельзя. Теперь тут энергетический парк. А отсутствие жилья в округе — благоприятный фактор: нет протестующих против ветряков, например. Оказывается, демократическая общественность в Германии выступает не только за ВИЭ, но и против. Раздражение некоторых бюргеров вызывают вращающиеся лопасти ветрогенераторов (есть даже некий закон, предписывающий временно отключать “ветряки” в случае, если тень от вращающихся лопастей накрывает значительную часть жилого дома).

…Мы едем на участок по преобразованию солнечной энергии в электрическую. Солидная территория (площадь — как пара десятков футбольных полей) заставлена фотоэлектрическими панелями. Их тут 24 тысячи штук по полтора квадратных метра каждый. Размещены они как раз сверху тех 74 бункеров, в которых ранее хранилось вооружение и боеприпасы бундесвера. Опустевшие хранилища теперь собственность Зарбека (бургомистр Вильфрид Роос исхитрился купить все это богатство за миллион евро, при стоимости, превосходящей оную в 15 — 20 раз. Как ему это удалось — отдельный разговор. — С.Б.). К слову, склады нынче не пустуют, а используются по договоренности с местными властями для хранения запасов соли на посыпку дорог во время гололеда. Да-да, на предоставлении услуг по хранению соли Зарбек тоже зарабатывает. К ВИЭ это не имеет никакого отношения, но имеет отношение к экономике данного поселения-предприятия-энергопарка.

А вот фотоэлектрические панели к ВИЭ имеют самое непосредственное отношение. Они производят электрическую энергию из солнечного света. Общая мощность этой “энергофермы” площадью 36 тысяч квадратных метров, со слов Гидо Вальрафена, составляет 6 мегаватт, окупить всё это хозяйство планируется в течение двадцати лет.

При этом по мере развития возобновляемой энергетики, со слов нашего гида, все ее составляющие — и панели, и ветряки, и вся “начинка” — постоянно дешевеют, становятся всё доступнее.

…Думаю, пока все ж таки не настолько, чтобы сделать энергетическую революцию, к примеру, в Кузбассе. Но ничего, мы подождем.

Gluckauf

Дирк Бальке, интеллигентный мужчина средних лет с бородкой и в очках, на шахтера похож не очень-то. Скорее на сотрудника вуза или заведующего медицинской клиникой.

Он, впрочем, уже и не шахтер. 17 лет назад Дирк, отработавший 13 лет механиком горного оборудования, в последний раз спустился в шахту. После переобучения за счет уже знакомого нам угольного концерна RAG устроился водителем автобуса в Дортмунде. Говорит, понял, что уголь безвозвратно уходит. Шахты одна за другой закрываются, перспектив на подземных горизонтах нет.

О горняцком прошлом вспоминает с теплом: “Мы вместе ехали на работу, вместе опускались в клети в шахту, вместе потом грязные сидели в раздевалке и смеялись, обсуждая смену, вместе ехали в одном автобусе с работы. Нигде и никогда я не видел такого сплоченного дружного коллектива товарищей, как на шахте”. Дирк обещает надеть шахтерскую робу на свадьбу своей дочери: эта профессия до сих пор в ряду наиболее почитаемых, а 4 декабря бывшие шахтеры (бывшие уже все поголовно: последняя шахта в Германии, напомню, закрыта буквально недавно, в сентябре этого года) собираются в пивбарах, чтобы в кругу товарищей отметить день святой Варвары, покровительницы горняков. И повсеместно звучит “GluckAuf!” (“Счастливого возвращения на-гора!”), которое сейчас утратило прежний смысл и превратилось в общее приветствие.

Дирк Бальке, к слову, вместе с другими энтузиастами организовал экскурсию для желающих в одну из заброшенных шахт Рурского бассейна, открытую ими не так давно. Эта шахта, действовавшая еще в XVIII веке, по сути, глубокая наклонная яма, на самом дне которой есть уголь. Чтобы попасть в ее чрево на пару-тройку десятков метров (дальше — опасно), нужно переодеться во всё грязное, перемещаться временами ползком по грязи во тьме, освещаемой только шахтерскими фонариками на касках. Стопроцентный экстрим, дающий некоторое представление о том, как добывалось в Германии “черное золото” на заре “эпохи угля”. Эпохи, которая нынче переживает свой закат.

Операция “трансформация”

Вы когда-нибудь трапезничали на коксовом заводе, лопали гамбургеры на фоне рядов коксовых батарей и пруда-охладителя? Такая возможность открывается в Эссене, в крупнейшем в Германии комплексе по добыче и переработке угля (разумеется, ныне недействующем), где мы побывали на экскурсии. Удовольствие, по моим наблюдениям, так себе, но можно сделать эффектное “селфи”, залезть внутрь отсека коксовой печи.

Угледобыча с углепереработкой в Германии ушли в историю, канули в Лету. В музее “Эпоха угля” это ощущается особенно остро.

Угледобывающие регионы крупнейшей европейской страны сейчас трансформируются, переводятся на новые, безугольные рельсы постиндустриальной державы. Грязные и не приносящие прежней прибыли предприятия угольной отрасли и металлургии в Европе ликвидируются: их место — в странах с более низким уровнем жизни, дешевой рабочей силой и терпимостью к нарастанию экологического неблагополучия.

В ландтаге (местном парламенте) земли Северный Рейн-Вестфалия экс-министр экологии Йоханнес Реммель заявил нам, что к 2030 году Германия полностью прекратит сжигать каменный уголь для производства энергии, а к концу двадцать первого века полностью перейдет на возобновляемые источники энергии.

Проверить второе утверждение вряд ли удастся. Но первое — вполне.