«Все радовались и плакали…»

На старой фотографии четверо пионеров в красных галстуках и пионервожатая — делегаты слета юных пионеров Краснодарского края, который состоялся всего через три месяца после окончания Великой Отечественной войны, в августе 1945 года. Справа сидит, поджав ноги, 14-летняя Галя Коба.
Теперь это уже Галина Яковлевна, и живет она уже давно в Новокузнецке. Но даже теперь, спустя 76 лет, бережно хранит мандат на право участия в краевом слете юных пионеров. Сегодня она вспоминает войну, Победу и памятную поездку на пионерский слет.
Во время войны Галя с родителями жила в Краснодарском крае, в предгорьях Кавказа: отец работал механиком, и семья часто переезжала из одного села в другое. В 1942 году, когда пришли немцы, семейство жило в селе Курджиново, где на реке Лабе стоял лесопильный завод.
«Немцы рвались через горы к бакинской нефти, и 19 августа 1942 года наше село оккупировали, захватили без боя, — рассказывает Галина Яковлевна. — До этого с Украины по нашей дороге гнали племенной скот, чтобы переправить подальше от немцев элитные породы. Но потом фашисты догнали стадо, коровы разбрелись по горам. Кто-то из жителей себе забрал коров, и мама моя тоже взяла одну. Мы назвали ее Снежинкой. У нас даже стайки не было. Мама рвала траву серпом, мы собирали листья. А в день, когда пришли немцы, корова куда-то ушла. Мама сказала: «Галя, ты останься дома, а я пойду поищу». И ушла.
Тут что-то затарахтело, как будто стреляют рядом. Вижу, женщины бегут и кричат: «Немцы идут!» У меня мурашки по коже побежали. Я заскочила в дом, закрыла дверь на крючок, встала у окна и кричу, как сумасшедшая: «Мама, мама!»
Немец дернул дверь — закрыто. Он тогда прикладом дверь вышиб и вошел. А у нас и смотреть-то нечего: кухня и комната почти без мебели. Единственное богатство было — кожаный портфель. Все дети ходили в школу с тряпичными сумками, никаких портфелей не было. А я на районном конкурсе заняла первое место по пению, получила приз — портфель. И даже представляла, как я буду с этим кожаным портфелем в школу ходить. А немец тот, видимо, был интендант. Портфель у него был потрепанный такой. Он высыпал из него свои бумаги, снял мой портфель с гвоздя на стене, сложил в него документы и ушел. Все, что мог взять, забрал.
В нашем одноэтажном домике жило три семьи: женщина — парторг завода с двумя детьми, повар с женой и мы. Соседка, парторг, заскочила к нам, схватила меня за руку — и к себе. У нее муж был на фронте, была дочь-комсомолка и мальчик помладше. Эта комсомолка мечется по комнате, не знает, куда спрятать комсомольский билет. Разгребла землю в горшке с фикусом и туда его зарыла. А я села, у меня коленки ходуном ходят. Я ноги руками к полу прижимаю — не получается. Тут заходит немец, уже другой, кричит: «Партизан, партизан!» Меня увидел — а я была кудрявая, голубоглазая и с яркими конопушками — наставил на меня автомат: «Юда!» Еврейка, значит. В это время мама вбегает. Схватила меня: «Моя дочка, моя!» И немец ушел.
Хотя боев у нас не было, это было очень страшно. Немцы пришли внезапно. Наших ребят-десятиклассников уже призвали в армию, они готовились уезжать, собрали котомочки через плечо, а тут — немцы, как снег на голову. И ребята побежали. Фашисты их догоняли и убивали прикладами. Даже не стреляли…
Я помню, что перебили эвакуированных испанцев. К нам в село привезли испанских девушек и парней, им было лет по 16 — 18. Они прижились, подружились с нашими девчатами и ребятами, мы их знали. Их хотели отправить в горы, спрятать, погрузили на подводы и повезли. А немцы как шли с закатанными рукавами и автоматами через плечо, так и прошли Курджиново, догнали подводы с испанцами и расстреляли всех. Говорили, в Лабе вода была красная. Один из юношей, Хулиан, смог спастись, пришел через горы в Мостовое, там его спрятали жители. А потом переправили через Москву на Родину.
Про расстрел евреев я узнала только после войны. Их фашисты сами заставили рыть себе могилу, а потом просто землей присыпали. Наши после раскопали общую могилу и перезахоронили всех.
Оккупация закончилась 21 января 1943 года — и тоже без боя, ночью. Уходя, немцы пожгли все административные здания — райком, почту, школу. После этого мы переехали в Мостовое — надо было восстанавливать районное село. Поселили нас в кирпичный дом, в две комнатки. Школа была разбита. Учились мы сначала прямо на улице, на каких-то сколоченных столах, даже тетрадей у нас не было. Но я два класса, четвертый и пятый, за полтора года закончила.
А потом пришла победа. Это был солнечный день, в огороде цвела груша. Мы обломали ветки, украсили в парке трибуну. Там были выступления, все радовались и плакали…
В 1945 году я закончила 6й класс. Помню, я залезла на грушу, трясу ее, а внизу «сотоварищи» стоят, ждут. Слышу, мама меня зовет. А как я отвечу? Я ж на дереве сижу. Сползла я с груши, прибежала домой. Оказывается, мы должны к директору школы прийти. Мы собрались и пошли. Маме говорят: «Пришла разнарядка, что в августе будет краевой слет пионеров. Надо ехать». Везти нас, четверых, должна была девушка, эвакуированная из Ленинграда, пионервожатая Лора. На эту Лору мы смотрели, не сводили глаз. Она была такая красивая, в крепдешиновом платье. И так красиво говорила. Мы-то на суржике разговаривали. Я должна была быть на слете в форме — кофточка, юбка и галстук. Галстук у меня был, конечно. А кофточки — нет. Тогда мама у соседки взяла напрокат блузку её дочки. Я в ней утонула, соседская девочка была постарше и полненькая. На фотографии видно, что рукава закатаны.
Как ехать на слет? Ничего не было, колхоз только на ноги становился. У кого-то достали бидончик мёда в дорогу, испекли каравай. На дрезине доехали от Мостового до станции Лабинской. Там пересели, доехали до Курганной и ждали что-нибудь, чтобы добраться до Краснодара. В это время на платформах танки везли. Куда, зачем — не знаю. Помню только, что до Краснодара мы добирались на танке.
Там нас встретили, привели в школу. Достали матрасы, простыни, подушки, мы отдохнули. После этого всех построили в отряд, и мы шли по всему городу под барабаны, с флагами. Ведь народ высыпал на улицу. Встречали нас, как Гагарина, наверное. Потом завели в театр, и мы оказались почему-то на галерке. Речи и доклады я не помню. А что запомнилось — выступал командир партизанского отряда Игнатьев. У него на войне погибли два сына. Он рассказывал, а мы плакали. А потом нас повели кататься по Кубани на маленьких пароходах. Обратно мы добирались на перекладных: Лора-ленинградка поднимает руку — то бричку остановит, то машину.

smart

А мандат этот я храню все прошедшие с тех пор годы, привезла с собой с Кубани в Кузбасс. Это память о том времени, о пионерии, которой больше нет. И мне жаль, что нет ни пионерской организации, ни другой, которая могла бы её заменить…»
Записала Ольга Осипова.