Путешествие души Виталия Карманова

Не знаю как для вас, но для меня полгода (уже сегодня!) без Виталия Карманова — это полгода пустоты. И раньше, бывало, за мешкотней не виделись долго (не по полгода, конечно), но он был где-то рядом — на расстоянии мысли, которые Вита материализовал, по его выражению, в «картинки».Вспоминаю, как он однажды сказал, что пишет «печенкой», то есть где-то безотчетно — на уровне естества, интуиции, Божьего промысла. Но сегодня вдруг увиделось другое — незаслоняемое удобным для массового потребления мифом о художнике, почти гениальном в своих творческих порывах, но «стихийном» пьянице. Думаю, само словосочетание «творческий порыв» к нему не применимо. Потому что была непрерывная, изматывающая, ежедневная работа души, оставшаяся вне понимания публики — особенно той ее части, которой внушили, что «искусство должно принадлежать народу».
Однажды на выставке к нему подошла женщина и довольно иронично, как ей, наверное, казалось, спросила: «Расскажите, что вы изобразили в своей картине?» Вита ответил в тон иронии: «А вы скажите мне это на японском языке». — «Но я же его не знаю». — «А почему же вы думаете, что знаете язык живописи? Ему тоже надо учиться, как японскому».
При этом, если судить по его дневниковым записям, сделанным, естественно, строго для себя, он мучительно сомневался в своем творчесте. На страничке, озаглавленной «Мои недостатки, мешающие мне жить и работать», он в числе многого прочего в пункте 5 отмечает «недостаточную трудоспособность, неумение концентрироваться на работе». Это, пишет он, если верить (а этому можно верить) достаточно неполным спискам сделанного, написавший более двух тысяч (!) картин, многие из которых находятся в коллекциях ведущих музеев и в руках любителей живописи, плюс энное число мало кому известных графических работ и совсем практически никому и никогда не показанных листов компьютерной графики, которую Карманов стал осваивать в последние годы! И призывает себя: «Надо научиться испытывать наслаждение и радость от работы: чем больше делаю, тем больше хочется и тем внимательней и внимательней я становлюсь — полная сосредоточенность на работе, на каждом мазке, на каждом штрихе картины, на вдохновении».
Кто может предъявить к себе такие требования? Только Работник с большой буквы. Именно это позволило ему, Виталию Карманову, по метким словам искусствоведа Ларисы Даниловой, быть «в небольшом кругу» новокузнецких художников, «которые сумели перешагнуть «роковой» рубеж провинциализма, добившись убедительного воплощения своего личного чувствования, восприятия жизни».
Дневники Виталия Карманова, наполненные глубокими размышлениями о жизни и творчестве, еще ждут своего читателя.
Мы вообще мало знаем об этом, вне сомнения, огромном по своим проявлениям художнике и человеке: рябь на воде порой скрывает ее истинную глубину. Кто знает, к примеру, об его участии в нью-йоркской выставке в феврале 2006 года Unknown Russia VII в числе пятнадцати художников из Москвы, Парижа, Нью-Йорка и так далее? О приглашении жить и работать в Норвегии, на что он, пусть не без пафоса, сказал: «Я русский художник, я хочу остаться со своим народом».
С тем самым, который его порой не понимал. На что Виталя, мучимый этим, находил объяснение, отвечая журналисту одной из газет: «Вы пишете, что люди равнодушно проходят мимо выставочных залов, салонов. Да, проходят и еще долго будут проходить мимо… В стране, уровень культуры которой был задан еще 80 лет назад человеком, обозвавшим Льва Толстого «зеркалом русской революции». В стране, где эта самая культура преследовалась и уничтожалась, как вредная и антинародная, где расстреливали за стихи, убивали за романы, где кинофильмы десятилетиями пылились на полках, а их создатели в страхе за свою голову бежали куда глаза глядят… А наш любимый Новокузнецк является лишь глухой провинциальной частью этой великой страны». Письмо это, насколько мне известно, никогда не было отправлено адресату.
Словом, нам еще только предстоит (очень хочется верить) открыть Виталия Карманова, проследить путешествия его души. Так, кстати, называется его триптих 1995 года — «Путешествие души», где он очень образно изобразил ее мытарства. Между прочим, в страничках дневника мы нашли запись, которая может служить комментарием к картине (для тех, кто интересуется, «что здесь изображено»): «Люди рождаются равными. Маленькими розовыми комочками, безымянными. Но умирают они в неравенстве: один Гитлером, Сталиным, другой — Моцартом или Толстым. Но большинство, и подавляющее большинство, людей умирают тем, чем, в сущности, и появляются на этот свет. Каждая душа выбирает свой путь — предопределенный Богом, но скорректированный самим человеком, работой его души. Это картина об одном из путей души, о той трансформации, которую душа проходит, чтобы человек — владелец и строитель этой души — умер Моцартом или Гитлером…»
Самое страшное из ощущений прошедшего без него времени — что он больше ничего не напишет.