Общество

“Самой сейчас не верится”

Не спится ночами. Перебираю в мыслях все прожитое. Вроде давно это было, а вроде и не так. Когда грянула война, мне 17 лет было. Я много делала, много могла, работала за себя и за тех, кто ушел на фронт.

049_03_2013.jpgНе знаю с чего начать…

Отец мой с восьми лет помогал своему отцу в кузнице, обучался. Так и простоял у наковальни всю жизнь. Женился. Мама все девок рожала, было нас аж десять. Вечером, утоптанный обутками, пол в доме подметали банным веником, сбрасывали с полатей скатанную кочму, расстилали и ложились спать. Накрывались шубами, зипунами, простыней не знали.

Из деревни нашей первую партию кулаков уже отправили, набирали вторую. Из разговора взрослых слышали, что нас не тронут. Но признали кулаком и отца. Пришли мужики с мешками, из сундука забрали что одевалось по праздникам, и 4 — 5 трубок тканого мамой холста. Сняли с пола в горнице, где жила папина младшая сестра и мать, шерстяные половики. При выходе сдернули с гвоздя папин черный тулуп, в котором он ездил за сеном. Забрали лошадь, коров, три овечки, остались только собаки Франтик и Руслан.

Потом погрузили наши узлы в бричку, посадили нас: мне 5 лет, Шурке 3 года, мама с пятимесячной Настей. Отцу дали вожжи — езжай в обоз. Тронулись. Кругом на верховых лошадях конвой с ружьями. Ночевки устраивали в степи. Мама уложит нас под обоз: “Спите, - говорит, — слышите, как кричат перепелки: спать пора, спать пора”. Днем проезжали деревни. Женщины выбегали, утирая фартуками слезы, старались бросить нам кто калач, кто кусок хлеба. Конвой с громкими окриками не подпускал их к обозу. Потом погрузили нас на баржу, и плыли мы по большой страшной воде реки Обь до города Колпашева. Дальше ехали по тайге до села Жигалова. Там все на запор. Бандитов привезли!

Про ссылку и жизнь в Нарыме, если писать, будет книга. Определили нас жить на берегу реки в тайге, кругом болота, зверь, тучи гнуса. Отец называл меня “наша кормилица”. Он с мамой в лесу, Шурка — с Настей, а я — рыбачить. Рыбы было много, ловила и водяных крыс, обдирала шкурки и сдавала в сельпо. К приходу родителей с крыс варила суп, добавляла травы: крапиву, пучки. С похвалой елось.

В 1941 году в нашем медвежьем углу напала на деревья, особенно пихту, черная гусеница, объела зелень до последней иголочки. Лес почернел. В деревне заговорили: не к добру. 23 июня из райвоенкомата прискакал нарочный с пакетом, из которого узнали, что началась война с Германией. В домах, где получили повестки, пошли проводины: с логушков распивалась еще недобродившая медовуха, шумно и громко пелось и плакалось. Мужики успокаивали жен: “Мы ненадолго. Разберемся с германцем и вернемся. Держитесь”.

Позабирали на войну всех здоровых мужиков, остались женщины с детьми, старики да инвалиды. Председателем Большеренского сельсовета стал семидесятилетний Тихон Петрович Мыздриков. Пришел он ко мне и распорядился: пишешь хорошо, будешь работать у меня секретарем. Делала все, что нужно было: сено заготавливала, хлеб поспевал — вставала жать, молотить. Часов и выходных не знали. Месячной ночью на воскресник выходила вся деревня, даже ребятишки ездили на лошадях с волокушами. Так и работали всю осень, пока не полетел снег. Хватились — не заготовлено топливо.

Наш участок, где пилили дрова, постоянно заметался снегом. Что делать? Надела дядины брюки, подпоясалась опояском, за него сзади закрепила топор, на плечо пилу, пару картошин в карман и пошла на заготовку. День в лесу, два, три… Утопчу снег, валю дерево, обрубаю сучья и распиливаю на кряжики. Потом по два кряжика таскаю на веревке через плечи. Дома на “козлике” их распилила на чурки, поколола топором на поленья. Дрова — это тепло, радость.

В район ездила на лошади Савраске, закрепленной за сельским советом: летом верхом горами, зимой — на салазках речкой. Возила в райвоенкомат посылки фронтовикам: носки, варежки, что вязали наши старенькие бабушки. Ходила 30 километров пешком.

Как-то начальник первой части капитан Осадчий объявил сбор на комиссию всех граждан мужского пола. Вечер уже, домой собиралась идти только утром. Но как ослушаться военного приказа?! В голове мысль одна опережает другую. Надо идти… А волки? Они огня боятся. У меня нету спичек… Хотела в магазине попросить несколько (спички давно на вес продавались с палочкой для зажигания), денег покупать не было, но он оказался закрыт. Со слезами зашла в соседний дом. Хозяйка давай меня оставлять ночевать: куда в такую даль по безлюдью? Потом вытащила из сундука коробок настоящих спичек, а еще дала две картофелины и крошечный кусочек хлеба.

Совсем стемнело, из-за горки вылез месяц. Передыхая, не шла — бежала и кричала, слезно выла, громко. Стесняться было некого: ночь и я. Не доходя села Тальменка, услышала как завыли волки. Побежала, что есть мочи, бег не получался, ноги давили сползшие намокшие шерстяные чулки. Оставшиеся спички тоже намокли. А до дома еще 7 километров.

Самой сейчас не верится, что тогда добежала. Сняла с меня тетя валенки, щиколотки до колен стерты в кровь, на стопах мозоли пузырятся. Смазала она мне ноги, перевязала, налила горячих щей. Есть я очень хотела, а ложку в опухших руках удержать не смогла. С помощью тети кое-как дошла до сельсовета, Тихону Петровичу доложила и тут же уснула, положив голову на свой стол.

Разбудили меня, когда все уже были в сборе. На последних розвальнях сидели трое мужчин: сам Тихон Петрович, Артюшечка, так его вся деревня звала, мужичок метрового роста с большой головой, мощным туловищем и маленькими короткими ножками, и Артемий Подчепелкин, бухгалтер артели инвалидов. Меня отправили как сопровождающую, завернули в тулуп, я сразу же уснула.

Начальство в райвоенкомате отметило: люди в сборе, значит, порядок. А как же? Люд деревни всегда был покорный, честный, добрый, он был обязан все делать беспрекословно. Так мы воспитывались. Опять же война! Писала все это, отрываясь, наверное, где-то заблудилась мыслями.

Писала правду, как учили, хоть и страшную. За правду погибла не одна голова в нашей стране. Сколько сегодня лжи, воровства. Раньше за гвоздь в кармане с производства садили, а сейчас некоторые на мешках с миллиардами живут, царст-вуют. Что-то в нашей стране, которую в такой войне отстояли и столько жизней за нее положили, не так.

Приближается 68-я годовщина конца страшной войны. Сколько мы пережили, чтобы услышать: “Победа!” Помню, как люди деревни обезумевшие от радости бежали, ползли, обнимали друг друга, целовали. Победа! Поздравляю всех, кто сражался за нее, кто приближал ее день своим самоотверженным трудом. С праздником!

Мария Андреевна Данилова, ветеран труда, труженик тыла, репрессированная Общество 03 Май 2013 года 711 Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.