Проблемы адаптации к окружающей серости
Об Александре Головкове.
К 60-летию со дня рождения
Он приходил в "Сельскую правду", в кабинет, где напротив друг друга работали мы с Женей Богдановым. Саша садился на диван, доставал из чёрного чемоданчика-дипломата листы с отпечатанными на машинке рассказами. Вытаскивал папиросу. Ждал, когда прочтут, поглядывая искоса. Хотя заметно было, как кровь приливала к скулам, когда начинался спор.
А спорили много. Женя был мэтром, писал "деревенские" рассказы, где сочно описывал вполне невероятные события.
Фантастика была в ту пору страшным дефицитом. Причём страшным и в прямом значении слова: время любило иносказания, слово было лукавым, прятало смысл в притчеобразную форму… Потому что сама реальная жизнь была утопией, плохо спроецированной в будущее (светлое). Это важно для понимания первых рассказов Саши Головкова — "Адаптация", "Нечто из жизни комнатных мух"… Его фантастика была острейшей социальной сатирой, точнее — его социальная сатира лукаво прикидывалась фантастикой.
Судите сами… Некий космонавт возвращается на Землю, ложится на кровать и перестает реагировать на окружающее, просачиваясь сквозь панцирную сетку грязноватой жижей — адаптируясь к среде на сто процентов. И не проявляет какую-либо охоту жить. Что он увидел такого в космосе? Или подхватил какой-то космический вирус? Я уж не говорю о том, к чему он вернулся на Землю… Внятных ответов на эти вопросы в рассказе, кажется, нет. Но это и не важно. Рассказ странен и необычен и сейчас, когда фантастике (часто очень плохого качества) открыты все двери… Странен уже тем, что противоречит "идеологически правильной" линии поведения, вроде борьбы против жизненных обстоятельств с целью их пресловутого преобразования. И не давая оценок — хорошо это или плохо, а уж тем более рецептов.
Мне кажется, что у него самого проблемы адаптации к окружающей серости были огромные. Он завышал планку требований к жизни. А с этим жить сложно.
Валерий Немиров
***************
"Далеко не все они дошли до читателя"
А я вспоминаю время, когда молодой двадцатичетырёхлетний инженер завода строительных конструкций Саша Головков пришел в клуб любителей фантастики "Контакт". Это было в 1981 году. Саша сразу же включился в нашу работу и взял на себя часть переписки с другими клубами, принёс в "Контакт" свои первые рассказы и варианты своей первой повести. "Соседи", "Адаптация", "Дельцы", "История любви", "Люди в квадрате", "Полчаса из жизни комнатных мух"…
Мы читали и обсуждали его рассказы с не меньшим удовольствием, чем произведения уже признанных авторов. Порадовались за Александра, когда в 1983 году были опубликованы его рассказ "Соседи" в газете "Сельская правда" и его повесть "Экспертиза на искренность" в областном альманахе "Огни Кузбасса". И снова обсуждали в клубе уже опубликованную повесть.
В октябре того же года "Контакт" в газете "Сельская правда" делал свою первую страничку фантастики. Её стержнем стал рассказ Александра Головкова "История любви". Здесь же была опубликована и моя маленькая рецензия на его повесть — наверное, первое упоминание в критике о творчестве А. Головкова. С тех пор его произведения появлялись на страницах многих периодических изданий. Тогда же мы послали три его рассказа на конкурс, проводившийся владивостокским клубом любителей фантастики "Комкон-3". Один из них - "Полчаса из жизни комнатных мух" — получил специальную премию. Учитывая, что на этот конкурс было прислано 212 произведений 52-х авторов из 36 городов, а многие рассказы рецензировались известными писателями Аркадием Стругацким и Михаилом Пуховым, то для начинающего фантаста это была более чем высокая оценка.
Его писательскому становлению помогло и участие в других конкурсах. В 1988 году мы проводили конкурс фантастического рассказа к 10-летию "Контакта" на страницах "Сельской правды". Конкурс получился гораздо шире, чем мы ждали. На страницах газеты появились рассказы авторов не только из Новокузнецка и Новокузнецкого района, но и из Абакана, Киева, Таштагола. Саша тоже принял участие в этом конкурсе, и его рассказ "Дураки в раю" занял первое место.
Фантастика для Саши никогда не была самоцелью. Это был скорее приём, который позволял высветить некоторые стороны нашей сегодняшней жизни, с мягким юмором и с достаточно жёстким реализмом показать то, что ему активно не нравилось. С болью и горечью за нашу истерзанную экологию и демографию (чуть суховатые, насыщенные светлой горечью рассказы "История любви", "Былина"), за нашу очень часто исковерканную нравственность (начиная с самых ранних - "Соседи", "Дельцы"), за литературу, мнящую себя учителем жизни (рассказ "К слову о критике"), за реалии новой "демократической" действительности (последние рассказы Саши)…
Александр был участником девятого всесоюзного (последнего перед распадом СССР) семинара молодых писателей, работающих в жанре фантастики, приключений и детектива, состоявшегося в Юрмале в 1990 году. Его рассказы печатались не только в газетах и альманахах Кузбасса, но и в московских сборниках фантастики, изданных "Молодой гвардией", - "Ветка кедра" (повесть "Сто двадцать первая область") и "Фантастика-91" (рассказ "Блондинка"), в новосибирском журнале "ЭКО"… Большой радостью для Саши и для нас был выход в свет в Кемеровском книжном издательстве в 1990 году сборника "Просто фантастика", в который вошли повесть и больше десятка его рассказов.
В 1997 году Сашин рассказ "Монолог Харона с Цербером на поводке" попал в номинационный список премии "Интерпресскон" — одной из самых престижных российских премий в области фантастики — по номинации "Короткий рассказ". "Монолог…" занял по результатам голосования пятое место из 16 номинируемых рассказов. Если учесть, что в списке было достаточно известных имен и Сашу в Петербурге никто не знал, — значит, оценивали только качество текста. Это была значимая ступенька в его творчестве.
Александр был очень работоспособным и одновременно очень требовательным к себе человеком. Им написано около ста рассказов и повестей. К сожалению, далеко не все они дошли до читателя.
Николай Калашников, президент клуба любителей фантастики "Контакт"
***********************
Александр Головков
История любви
Они встретились случайно в центре города. Они появились с разных сторон площади и медленно, но уверенно приближались друг к другу. Они были почти ровесники. Они были очень удивлены.
Тишина оглушала их. Пыльный асфальт пробили вялые побеги растений, согнувшиеся в раскалённом воздухе. В тени высохших веток прятались пауки. Дрались скорпионы за место в бездействующем фонтане. Они встретились на площади, как в пустыне.
Он взял её за плечо, удивляясь нежности её тела, она прикоснулась к его руке, восхищаясь упругостью мышц. Потом они долго напряжённо смотрели друг другу в глаза, пытаясь постичь смятенные мысли и чувства. Это было так странно. Как впервые.
— Я никогда не видел таких, — выговорил он на малопонятном ей языке.
Он хотел её обнять. Она отшатнулась.
— Не бойся, — сказал он. — Я люблю тебя.
Она нерешительно остановилась.
— В Европе я бываю часто, но раньше я тебя не встречала.
Она пристально смотрела ему в лицо. Он ей нравился и отпугивал. И это чувство было ей незнакомо.
— Я не хочу с тобой расставаться, — снова сказал он. — Я давно уже никого не видел. Мои родители умерли. Я увезу тебя в Азию. Я там живу. Там, дома, у меня работает много заводов-автоматов, которые производят топливо, электроэнергию, шьют для меня одежду, выращивают хлеб… Я буду любить тебя.
Он протянул руку к её выжженным солнцем локонам.
— Я не могу с тобой поехать. Моя мама болеет, — глухо отозвалась она. — Поедем к нам в Америку.
Он с готовностью согласился.
— Мы отправимся туда вместе, или ты полетишь на своём самолёте?
— Я хочу с тобой, — она прижалась к его груди. — А самолетов в Америке осталось ещё много.
Старенький автомобиль катил по пыльной мостовой среди обветшавших небоскрёбов.
— Раньше здесь, наверное, было очень интересно и весело, — предположила она.
— Да, — вздохнул он. — Но это было давно. Когда нас не было. Что делать, мы жертвы благополучия. Ты же знаешь, это началось ещё в двадцатом веке. Семьи стали состоять из трёх человек.
— Да, увеличился темп жизни, людям было некогда жить, они торопились…
— Нет, просто было хлопотно возиться с детьми. А все хотели жить беззаботно. Они, наверное, не думали о нас. Они отдыхали в благоустроенных квартирах, катались на автомобилях, развлекались в кино, в ресторанах.
— И двое после себя оставляли жить одного. Сначала стало некому работать. Тогда людей заменили автоматы. А теперь вот некому жить.
— Возможно, мы последние из всех живших когда-либо людей и последние из влюбленных. Мне даже сейчас ещё как-то не верится, что нам удалось встретиться на этой пустой планете.
— А я уже не могу представить, что ещё час назад не знала тебя, не знала, что ты есть. Я тоже буду тебя любить. Я никуда не отпущу тебя из Америки. Там у нас тоже работают заводы. Папа перед смертью запрограммировал их на триста лет. Они будут работать, когда мы тоже уже умрем. Когда уже никого не будет.
— Они будут работать для наших детей. У нас будет много детей.
— Но они уже не смогут продолжить человеческий род, ведь браки между родными оканчиваются плохо.
Машина тащилась по едва заметной дороге среди песчаных откосов, за склоны которых цеплялась убогая растительность с развешанной на ней паутиной.
До аэродрома они доехали молча. Ключ зажигания остался в притихшем на взлётной полосе автомобиле. Салон самолета встретил их приятной прохладой. Он сел в кресло пилота и усадил её к себе на колени.
Огромный лайнер взлетел над городом, над мёртвой планетой.
— А может, на Земле остались еще влюблённые?
