“О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой!”

В номере “Кузнецкого рабочего” за 21 августа нынешнего года в своей статье “А стоит ли?” я подвергал сомнению необходимость установки в Новокузнецке памятника фельдмаршалу Кутузову в ознаменование 200-летия войны 1812 года. Старался оперировать фактами, опирался на исследования многих российских историков, как современников фельдмаршала, так и нынешних.

Статья эта вызвала немало отзывов, в основном по телефону. Звонили знакомые. Да и кто ещё мог. Большинством двигал интерес к отступлению от общепризнанной точки зрения. Но были и такие, которые пытались устроить мне и обструкцию по поводу якобы непатриотичности. Но таких было меньшинство, да и не очень напористы они были. А вот “Кузнецкому рабочему “повезло” больше. В газету прислала письмо некая возмущённая Терентьева. Так как в письме в основном содержатся уничтожительная критика в мой адрес, то, полагаю, я и должен как-то ответить на это. Оно, конечно, приятно, что гражданка Терентьева поставила меня на одну “полку” с Барклаем де Толли. Пускай хоть даже в негативном плане, но всё равно приятно. И потому, чтобы как-то получше выглядеть в глазах читателей, я должен реабилитировать в их глазах и Барклая де Толли. Терентьева приводит прозвище генерала, которое ему дала в 1812 году аристократическая верхушка Санкт-Петербурга, и с её подачи поддержанная солдатами и чернью: “Болтай, да и только”. Первые были недовольны тем, что, отступая, армии Барклая де Толли и Багратиона отдавали на разграбление неприятелю их усадьбы, а вторые просто, как у Лермонтова в “Бородино”, “ворчали старики… чужие изорвать мундиры о русские штыки”.

Надо всё же сказать, что по природе своей Барклай был немногословным человеком. А отступать его заставляли обстоятельства. Ведь чтобы ввязаться в бой с Наполеоном сразу после пересечения армией реки Неман, надо было быть полным идиотом. Ещё раньше наследник шведского престола, принц, бывший наполеоновский маршал Бернадот в письме к Александру I советовал: “Надо избегать крупных сражений, разрушать фланги, заставлять его дробить силы и изнурять маршами и контрмаршами ~ это самое страшное для французского солдата — то, где он наиболее уязвим. Пусть казаки будут везде”.

Александр, соответственно и Барклай де Толли, не забудут этих ценных советов. К слову сказать, — так считают многие авторитетные историки, — Наполеон и не хотел воевать в полном смысле этого слова. Не хотел он ни территориальных завоеваний, ни материальных благ для себя. Он хотел мира со своим “братом” Александром. Мира… против Англии. Он стремился к континентальной блокаде Англии. Но в силу экономических интересов России Александр не мог поддержать Наполеона. Да и честолюбие у него тоже било через край. Теперь резонный вопрос: а что же лучше — худой мир или сотни тысяч павших с обеих сторон? Полагаю, что всё же первое.

Вернёмся всё же к личности Барклая. Генерал Ермолов, который тогда был начальником штаба у Барклая, вспоминал о споре грузинского князя, командующего одной из русских армий Багратиона, с Барклаем. Багратион, который был не в меру горяч и рвался в бой, упрекал Барклая: “Ты трус, трус”. А Барклай ему ответствовал: “А ты дурак”. Кстати, и Наполеон жаждал боя. Рассуждая логически: если он хочет, то тогда зачем русским идти ему навстречу?

Да, Барклай де Толли по национальности был лифляндским немцем, но только лишь в третьем колене. Родина его была Россия, которую он любил. И кто из них двоих был более русским — лифляндский немец Барклай де Толли или грузин Багратион — надо ещё посмотреть. По крайней мере, в отличие от Багратиона Барклай и изъяснялся по-русски лучше, хоть и с акцентом, но малозаметным, да и писал без ошибок. Про трусость тоже не пристало говорить. Много рассуждений о ранении Кутузова (потерял глаз), а вот и Барклай был весь израненный, с перебитыми в сражениях рукой и ногой. В Бородинском сражении под Барклаем были убиты пять лошадей, так он рвался в бой. И лишь он единственный получил за Бородино полководческий орден Святого Георгия 2-го класса. Вот так. Интересно, что специальная награда за Бородино так и не появилась. Хотя, по информации еженедельника “Аргументы недели” (№ 34 от 6 сентября 2012 года), такая традиция существовала — особые кресты для офицеров и медали для низших чинов за безусловные победы: за Очаков, Измаил, Прагу, Прейсиш-Эйлау, Базарджик.

О героическом поведении Барклая во время битвы доходчиво в ранее упоминавшемся мною стихотворении “Полководец” пишет и Пушкин. Мой критик Терентьева написала про это его стихотворение и посвящение его Барклаю де Толли: “Сомневаюсь”. А ведь чего, казалось бы, проще — дойти до библиотеки и прочитать это стихотворение.

…Но в сей толпе суровой

Один меня влечет всех больше.

                                С думой новой

Всегда остановлюсь пред ним — и не свожу

С него моих очей. Чем долее гляжу,

Тем более томим я грустию тяжелой.

О вождь несчастливый!..

                 Суров был жребий твой…

Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.

Непроницаемый для взгляда черни дикой,

В молчаньи шел один ты с мыслию великой,

И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,

Своими криками преследуя тебя,

Народ, таинственно спасаемый тобою,

Ругался над твоей священной сединою.

И тот, чей острый ум тебя и постигал,

В угоду им тебя лукаво порицал…

И долго укреплен могущим убежденьем,

Ты был неколебим пред общим заблужденьем;

И на полупути был должен наконец

Безмолвно уступить и лавровый венец,

И власть, и замысел, обдуманный глубоко,-

И в полковых рядах сокрыться одиноко.

Там, устарелый вождь! Как ратник молодой,

Свинца веселый свист заслышавший впервой,

Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,-

Вотще! —

. . . . . . . . . . . . . . . .

 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!

Жрецы минутного, поклонники успеха!

Как часто мимо вас проходит человек,

Над кем ругается слепой и буйный век,

Но чей высокий лик в грядущем поколенье

Поэта приведет в восторг и в умиленье!

Впрочем в то время самой популярной личностью в Европе был не Кутузов и не Барклай де Толли, а совсем другой человек - Александр I. В этой связи большой интерес представляет книга швейцарского историка и политика А. Валлоттена. Александр I там представлен как умный дипломат и государственный деятель. Он резко отрицательно отнёсся к попыткам Кутузова вести мирные переговоры с Наполеоном и желанием прекратить все военные действия за пределами России. Но ещё более замечательно выглядит послесловие к этой книге советского историка Н.И. Казакова (1966 год). Если Валлоттен еще приписывает Александру такие качества, как нерешительность, слабохарактерность — временами, то Казаков это начисто отвергает. У нас же до сих пор считается, что “России после Петра I не везло с царями” (цитата из фильма “Доживём до понедельника”), всегда их у нас изображали крепостниками. Хотя это далеко не всегда верно. Царь Александр I у Казакова представлен как реформатор. Возможно даже, что он опережал своё время и понимал это сам, особенно после того, как генерал — адъютант И.В. Васильчиков довёл до его сведенья о заговоре так называемых впоследствии декабристов. Он только сказал тогда: “Вы знаете, что я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения. И не мне их (заговорщиков) карать”.

Однако вернемся к Пушкину. Хотел бы обратить внимание и на его “Заметки по истории ХVIII века”. Там Александр Сергеевич вспоминает “о кофейнике князя Кутузова”. Дело в том, что по возвращении М.И. Кутузова в 1794 году из Константинополя фаворит Екатерины II Платон Зубов приказал ему готовить для него кофе по-турецки. Вот и ходил Михаил Илларионович по утрам с кофейником, подавал кофе в постель Платоше. Лизоблюд и угодник. И дослужился. После этого долгое время в свете и в войсках в ходу было прозвище князя - “кофейник”.

Что касается памятника и памятников вообще. Надо же, но и в селе Тяжинского района Старый Урюп тоже уже селяне сподобились и поставили у себя памятник светлейшему (“кофейнику”). Не знаю, может, и по всей стране так, но, похоже, что в нашей области прямо-таки просто эпидемия “кофейниковая”.

И вообще наводит всё это на грустные мысли. Неужели так беден Новокузнецк, что ставит памятники Суворову, Маяковскому, Кутузову, а про своих-то родных забывает? А как же Филиппов, Буркацкий, Павловский, Чалков и многие другие? Где им памятники? Они отдали все силы, своё здоровье на благо своего родного города, а получили взамен, как говорят в народе, “орден Сутулова”. Например, после смерти Буркацкого о его семье как-то быстро забыли. И невдомёк было, что семья переживала непростые времена.

Голосую за Филиппова, Буркацкого, Павловского, Чалкова и ещё за Олега Короленко. Последнему недавно исполнилось 75 лет. Не смог присутствовать на его юбилее по уважительной причине, так что ещё раз поздравляю славу и гордость Новокузнецка от всей души. Давайте поставим памятник Олегу Ивановичу. Ничего предосудительного нет, что при его жизни. Ведь есть же у нас бюст Дроздецкого. А Короленко тоже наш герой и легенда. В Хельсинки около олимпийского стадиона стоит памятник выдающемуся финскому бегуну Нурми. При его жизни поставили. А Олег Иванович для нас тоже свой Нурми…