О них нужно писать книги!
“Мы шли от человека к человеку”, — рассказывает Нина Фроловна Коломникова о том, как она и воспитанники-следопыты из школы № 12 собирали материал для книги “Солдаты Победы. Воспоминания ветеранов 237-й стрелковой дивизии I и II формирований”, которая сегодня, в год 70-летия боевого крещения нового состава дивизии, сформированного в Сталинске-Кузедееве (первое формирование, нанеся гитлеровцам поражение — едва ли не единственный тогда случай, когда враг бежал, — под Ленинградом в 1941 году, было, увы, обескровлено: во второе из госпиталей вернулось всего четыре человека!), готовится к изданию. Это, повторяем, будет, с одной стороны, достойным итогом огромной 47-летней поисковой работы, с другой — станет большим вкладом в дело военно-патриотического воспитания молодежи.
Книга, по мнению Нины Фроловны, должна стать “связным истории” между поколениями дедов, сражавшихся за свободу Родины, и внуков, которые должны быть достойными их памяти. С будущей книгой, точнее, с отрывками из первых двух глав, мы читателей “Кузнецкого рабочего” знакомили.
Сегодня о героях третьей главы книги, которая называется “Солдаты милосердия” и в которой говорится о тех, кто подбирал под огнем врага раненых на поле боя, кто оперировал их в походных условиях — врачах, санинструкторах. А это, в основном, конечно, были женщины. Такие, как, к примеру, хрупкая и маленькая Роза Нагаева, Вера Волошина, именем которой названа улица в городе, красавица с несомненным артистическим даром Юлия Талабуева (она, к слову, закончила школу № 12), военврач-хирург Олимпиада Костенко, Мария Щербаченко (она вынесла с поля боя 112 раненых бойцов), Василиса Танкова (Глушаненко), Юлия Захарова (Недорезова), Надежда Богданова (Усанина), Татьяна Колесникова (Новикова), Вера Виноградова, ставшая одной из первых парашютисток в городе и погибшая, увы, в июле 1942 года под Озерцами - как раз 70 лет назад в первых боях второго формирования дивизии, с марша вступившей в бой…
Их десятки, героинь этой главы книги — потрясающих женщин, бесстрашно выполнявших свой воинский и человеческий долг. Их воспоминания порой невозможно читать без слез. Суть их хорошо выразила в своем письме бывшая старшая операционная сестра 395-го отдельного медико-санитарного батальона, лейтенант медицинской службы, кавалер двух орденов Красной Звезды Евдокия Ивановна Семченок: “Мы, медицинские работники… пережили такие же тяготы солдатской жизни. Шли за солдатами, разворачивали палатки и в самых невероятных условиях делали перевязки и операции… И мне до сих пор не постичь, как нам, совсем небольшому коллективу молоденьких женщин, сразу после бессонных маршей и переходов удавалось обеспечить медицинской помощью сотни, тысячи раненых. И так после каждого боя на протяжении четырех лет! Наша жизнь была заполнена походами, боями, борьбой за жизнь раненых. Люди в медсанбате были обыкновенные, но уникальные! Все разные, но по-своему интересные! О них нужно писать книги”. 
Мы выбрали коротенькие отрывки из воспоминаний славных медработников 237‑й дивизии. Первой берет слово “честная, искренняя, прямолинейная”, в годы войны старший сержант медицинской службы и ныне здравствующая Роза Хабибулловна Нагаева.
“…В донских степях — ни кустика, ни бугорка, только воронки от бомб. Не спрятаться, не укрыться. Иссушающая 30-градусная жара. Бомбежки, обстрелы. Раненым я говорила: “Не двигайтесь, лежите до вечера, притворяйтесь мертвыми!” Солдаты звали: “Сестра, помоги!” Я перебегала от одного бойца к другому, перевязывала. Кругом барражировали самолеты. Огонь не прекращался.
Раздался крик. Узбека-новобранца ранило в ногу. Я поползла к нему. Поблизости разорвался снаряд. Осколками ранило двух солдат. А узбеку перевязка была уже не нужна, его убило осколком. Перевязала раненых, слышу: “Сестричка…” Хочу ползти, а правая нога не двигается с места. Кровь ручьем хлещет поверх обмотки. Сама себе наложила жгут, остановила кровотечение. Размотала обмотку, разрезала штанину - сквозная осколочная рана нижней части правого бедра. Наложила повязку. Нога отяжелела, я не могла двигаться. Легкораненые ко мне подходили сами, я их перевязывала.
День клонился к закату. Я дала легкораненым задание: отыскать санитарные повозки. Когда стемнело, на три добытые повозки погрузили тяжелораненых, меня в том числе. Повезли к понтонной переправе через Дон. Вода у кромки реки была красная от крови…
Я попросила ездовых, чтобы собрали с поля боя всех раненых и привезли сюда. К роще была подведена железная дорога. Женщины-санитары клали раненых на носилки, грузили в “красные” вагоны. Паровозик-”кукушка” всю ночь вывозил раненых в эвакогоспиталь Тамбова. Театры, школы и другие здания города были завалены ранеными…
Нас привезли в эвакогоспиталь — бывший кинозал. Это была сортировочная. На полу рядами лежали люди, раненые в голову, в ноги. Каждого спрашивали, откуда он. Я ответила: “Из Сталинска”. “Мы формируем поезд в Сибирь, поезжайте”. Я ответила: “Кость у меня цела. Я вернусь в свою часть. Здесь я нужнее”.
Олимпиада Семеновна Костенко, капитан, военврач-хирург: “Помню, как-то мы располагались в школе. Тут и операционная, и перевязочная, и госпитальный взвод. Напротив какие-то подразделения. Привезли двух тяжелораненых, помню, одного звали Николай. Когда ночью я делала Николаю операцию — ампутацию бедра, у моих верных неутомимых помощниц были влажными глаза. А ведь девушки многое уже повидали.
Операцию Николай перенес, операционная сестра Дина Семченок дала ему свою кровь — пятьсот граммов, второму раненому тоже сделали операцию. У него было заражение крови. Спасли обоих.
Какова же их судьба в дальнейшем? Обслужив раненых и отправив их на эвакуацию, мы следуем за уходящим фронтом дальше. Днем и ночью шагаем за бричками в грязи по колено. У меня по дороге распались сапоги: отстала вся подошва, задники еще чуть держали каблучки, ноги мокрые, грязные до самых колен. Идти стало невозможно. Бинтом крест-накрест привязала подошвы на одном и другом сапоге.
Вначале было холодно, потом стало только больно. Потертые ноги в рваных сапогах мерзли, ныли, распухли. А на операционном столе ждет раненый. Я не могла оставить его без помощи. Только развернулись - команда:
— Сворачивайте немедленно! Задерживаете!
Как на пожаре, одни бегом таскают вещи на повозки, Нина Шадрина переливает кровь, заканчивает, а я перед перевязкой проверяю, нет ли кровотечения на оперированной ране плеча.
Задержала наша бригада обоз, командир батальона клянет всех. Но за что? Раненого с неоконченной операцией не оставишь, я и так торопилась и торопила всех.
Обоз уже уходит. Наши две подводы догоняют его и пристраиваются в “хвосте”. Идем пешком. Ноги подкашиваются от усталости, жаловаться стыдно. Все устали. У меня очень болят ноги, потертости не зажили, сапоги, которые мне дали, великоваты.
Отстаю от обоза. Ночь темная, дороги не видно. Обоз уходит и уходит. Лес. Я одна бреду по грязи в своих разных, больших сапогах. Промокшая и озябшая. Голодная до полусмерти. В обозе хватились меня, заметили, что отстала. Зашумели. Обнаружили в двух километрах еле плетущуюся.
— Почему задерживаете обоз? — возмущается комбат Горелов.
Я молча глотаю слезу…”
Нина Тимофеевна Барвинская (Шадрина), старшина медицинской службы: “А вот еще письмо от раненого. Ему ампутировали ноги, я просидела возле него всю ночь, а утром операция. Даю кровь, переливаю, даю наркоз. Дорогим стал этот человек! Что у него нет одной ноги, он уже знал, а что вторую пришлось отнять, это мы должны были ему сказать. А ему 22 года! Мы с ним за эту ночь подружились, и он поверил, что в этом была крайняя необходимость. А вот упадок моральных сил надо было восстанавливать нам. Выстояли вместе. Окреп, отправлен в тыл.
Вдруг письмо: “…учусь ходить, сделали протезы. Не волнуйтесь — не подведу” Из других писем: “…уже прошел на протезах мимо трех кроватей, спустился через один пролет лестницы, вышел на улицу, хожу по городу очень медленно, но хожу…” Мы радовались его победе. Где он сейчас, наш дорогой боец? Как сложилась его судьба?”
Татьяна Семеновна Колесникова (Новикова), старший сержант медицинской службы, участник Парада Победы: “Никогда не забыть, как умирал на моих руках солдат, совсем мальчик, после тяжелого ранения в живот, как он просил пить, хотя бы капельку, но врач предупредил — воды не давать. Кто же знал, что будет такой исход! До сих пор в ушах слабое, но настойчивое: “Пить”.
После его смерти я не могла найти себе места, корила себя: почему я не дала ему капельку воды. Как было жаль солдат-мальчиков, которые еще не видели жизни…”
P.S. Просим родных и близких тех, о ком говорилось сегодня, — детей, внуков, правнуков — откликнуться на публикацию и позвонить по телефону 991-960. Может, кто-то дополнит наш рассказ, у кого-то сохранились воспоминания, фронтовые фотографии, наконец, кино или видеоматериал.
