Общество

История Центрального района

Новокузнецк имеет богатую, почти четырёхвековую историю. Она складывалась из тысяч судеб его жителей, из истории его улиц, кварталов, районов. Одни районы, такие как Кузнецкий, уходят своими корнями в далёкое прошлое, в начало века семнадцатого, во времена становления Кузнецкого острога, с которого и начался сам город. Другие, как Центральный, относительно молоды, ведет свою историческую летопись со времён Кузнецкстроя, с эпохи большого индустриального рывка, когда на просторах левобережья Томи, там, где извилистая Аба замысловато пробивалась сквозь заливные луга, в конце 1920-х годов началось возведение металлургического гиганта, четвёртого по мощности в мире.

070_11_2016.jpg

Впрочем, Кузнецкстрой развернулся не на пустом месте. Обширная площадка размером более чем в 6100 гектаров, окончательно отведённая под новое грандиозное строительство в мае 1929 года, включала в себя практически всю территорию современного Центрального района. Сюда же попадала и старожильческая деревня Бессонова (она же Черноусова) — первое известное поселение в этих местах. Основанная кузнечанами во второй половине XVIII века эта большая земледельческая деревня с сотней дворов и 564-мя “едоками” “уходила” под снос и подлежала полному переселению. Потомки кузнецких казаков — Бессоновы и хлебопашцев - Черноусовы продавали свои дома и усадьбы Кузнецкстрою, сами частью вливались в огромную армию строителей металлургического комбината, частью обживали новые выделенные им земельные участки уже за пределами стройплощадки. Кондовые бессоновские избы стали на первых порах местом расселения низового руководящего аппарата стройки, квалифицированных рабочих и специалистов. 
Большинство этих домов было снесено уже в начале 1930-х годов, когда на месте сибирской деревушки стали подниматься новые кварталы высотной каменной застройки — то, что получило громкое и неведомое до этого в здешних местах название  “Социалистический город” (Соцгород). Впрочем, отдельные строения “дожили” вплоть до 1960-х годов, прячась, словно старые грибы, в “зарослях” многоквартирных домов, удивляя своим патриархальным видом спешащий куда-то по асфальтовым тротуарам городской люд. Когда последние деревенские избы были окончательно разобраны, само это название — Бессоново — кануло в Лету, не оставив в городской топонимике о себе никакой памяти (возникшие, было, здесь улицы с названием ещё недавно существовавшей деревни так и не закрепились на карте города, исчезнув в ходе градостроительного роста).
Есть, однако, в таком положении вещей некая несправедливость. Несправедливость в том, что отведённую под строительство комбината и будущего города площадку называли “Горбуновской” — по имени также вскоре исчезнувшей в результате наступающей капитальной застройки деревни Горбуново, расположенной, как и Бессоново, на берегах Абушки, но значительно выше по течению. Такое название - Горбуновская площадка — было сугубо формальным и не отражало реального положения дел, когда наиболее крупную по площади (2,5 га) и ключевую по местоположению часть во всём отведённом Кузнецкстрою участке занимали земли именно деревни Бессоново.
Помимо них в формирование территории будущего Центрального района легли земли деревни Митина, села Островского и города Кузнецка (все его левобережные владения). Но так или иначе название “Бессоновская площадка” не попало в анналы истории, и истоки Центрального района оказались связаны с именем прародителя будущего Куйбышевского района — деревней Горбуново, имевшей на тот момент более обиходное название Араличево, сменившееся, в свою очередь, в 1935 году на привычное нам Куйбышево. Впрочем, нетрудно заметить, что и сегодня Центральный и Куйбышевский районы сливаются друг с другом, не имея чётко очерченной естественной границы раздела между собой.

070_12_2016.jpg

Итак, окинем взглядом эту обширную территорию с высоты 1929 года, когда её вековой ландшафт стал стремительно меняться под натисков десятков тысяч трудолюбивых рук. На северо‑западе участок окаймляли Старцевы горы, чьё название народная легенда связывала с монашескими скитами и их суровыми обитателями — старцами-аскетами. После относительно небольшого разрыва эти горы переходили в Соколиные, замыкающие площадку с юго-запада. Далее горы уходят круто на юг, а участок переходит в пойменную часть реки Томи, активно заливаемую во время половодья, и, как следствие, с неизменным наличием многочисленных озерец, заводей и болотцев во главе с самым крупным — Моховым. Усугубляла сложный гидрорежим местности пересекавшая всю площадку крайне извилистая Аба, сильно мелевшая в летнюю жару, но затапливающая все окрестности во время дождей и в паводок. Естественной границей с востока служила Томь, а дополнительной искусственной с юга — насыпь железнодорожного полотна, доходившего сначала до конечной станции Кузнецк (ныне рядом с этим местом находится здание вокзала) и далее однопутной веткой до галечного карьера (в районе современного левобережного моста). 
Да, это было прекрасное место для рыбалки или утиной охоты, но строить здесь город? Недаром один из ответственных работников комиссии по решению вопроса об отводе участков поверхности для Тельбесского строительства (так первоначально именовали Кузнецкстрой) доктор В.П. Сапожков во всех инстанциях неизменно повторял, что “новый город нельзя строить в соседстве с Моховым болотом, заражённым малярийным комаром, среди грязных лагун донельзя загрязнённой Абушки”. Несколько позднее ему вторил немецкий архитектор Э. Май, прибывший в конце 1930 года на заводскую площадку проектировать будущий Новокузнецк: “Когда я туда приехал, завод уже начал работать, и я там сказал, что если бы это не было свершившимся фактом, я никогда бы не предложил для завода этого места. Там болото на метр. Место это нездоровое, малярийное, и там ужасно дорого строить, потому что там надо делать большой фундамент…”
Но принципиальное решение о строительстве завода и рабочего посёлка при нём, выросшего затем в крупнейший город Кузбасса, на Горбуновской площадке, принятое в июле 1926 года, оставалось неизменным. Чем это было вызвано? Тем, что очевидные плюсы — близость металлургической базы, угольных залежей, полноводной реки и железнодорожной ветки — перевешивали чашу весов в свою пользу перед возможными экологическими трудностями.
Первоначальные усилия строителей были устремлены на северную часть отведённой площадки, где небольшая речка Конобениха прорезала предназначенный под возведение завода участок. И вот там, где некогда одиноко маячила пасека крестьянина Лоншакова, теперь застучали топоры, завизжали пилы, в нетронутый грунт вонзились тысячи лопат… Люди строили завод.
Завод! Да, именно он, словно невидимый режиссёр, выстраивал фабулу жизни, сжимая тысячи судеб в одну, проверяя людей на прочность, стойкость, искренность. Здесь были все: романтики и прагматики, оптимисты и скептики, молодёжь и старики; те, кто стремился на великую стройку по “мандату долга”, и те, кого в робе заключённого пригнали сюда под дулом винтовки. Все они варились в грандиозном многоязычном котле, где русские, татары, украинцы, казахи, представители других народов превращались, ещё не всегда осознавая того, в творцов нового.

070_31_2016.jpg

И вместе с заводом рождался город. Первоначально город был фактически пасынком комбината. Его появление рассматривалось как необходимое, но вынужденное и даже досадное приложение к “первенцу советской сибирской металлургии”. Действительно, в недрах Гипромеза — организации, занимавшейся проектированием самого Кузнецкого комбината, город первоначально, в 1928 году, мыслился небольшим рабочим посёлком коттеджного типа на 25 тысяч человек с центральной площадью перед заводоуправлением, куда пучком сходились радиальные улицы всего городка. Проект был ориентирован на современный проспект Курако как главную магистраль посёлка и предполагал застройку всего городка небольшими одно- и двухэтажными домиками с обширными приусадебными участками.
Иными словами, в этом проекте было много от популярных в дореволюционной России идей английского архитектора Эдварда Говарда, автора интересной градостроительной концепции “города-сада”. Показательно, что это была уже не первая попытка реализации этих идей на кузнецкой почве. Так, появление в 1915 году вблизи тогда ещё будущей станции “Кузнецк” пристанционного посёлка Сад-Город (ныне небольшой исторический район Новокузнецка за вокзалом в сторону Редакова) было инициировано акционерным обществом “Копикуз” (которому царское правительство отдало в аренду земли Кузбасса для разработки его полезных ископаемых) как раз в духе говардского проекта. Правда, оригинальные разработки по проектированию и строительству Сад-Города так и остались на бумаге, а в жизни новоявленный поселок предстал нагромождением стихийной застройки, сохранив за собой лишь красивое название, впрочем, весьма пророчески обыгранное впоследствии В.В. Маяковским в его знаменитом “Я знаю — город будет!”.
Но тогда, в конце 1920-х годов, эти некогда передовые градостроительные идеи, в чьих постулатах теперь усмотрели индивидуалистскую буржуазную сущность, уже не отвечали текущим потребностям, когда на повестку дня был поставлен вопрос о новом социалистическом городе. Посёлок кузнецкстроевцев, формировавшийся вокруг строящегося завода, и должен был стать одной из “испытательных площадок” по воплощению в жизнь подобного эксперимента. Беда была в том, что никто ещё ясно не представлял, каким именно должен быть такой город. В результате в отношении планировки будущего Новокузнецка (читай — современного Центрального района) возникают один за другим несколько проектов, но все они, несмотря на участие в их составлении ряда крупнейших архитектурных деятелей своего времени — академика Щусева, братьев Весниных и некоторых других — оказываются нежизнеспособными: то из-за увлечения проектировщиков социальными фантазиями, выливавшимися на практике в возведение огромных домов-коммун, предполагавших полное обобществление всего быта, то в силу того, что сама жизнь перекрывала предлагавшиеся прежде самые смелые цифровые показатели в несколько раз. В итоге когда 3 июля 1931 года на карте страны появляется новый город — Новокузнецк, население которого уже превышало 150 тысяч человек, никакого перспективного плана его дальнейшего строительства не было. Новый город представлял собой “лоскутное одеяло”, состоящее из нескольких территориально разобщённых между собой временных посёлков или “колоний”. Относительно будущего Центрального района эта дислокация выглядела следующим образом. Под боком у строившегося завода на склоне Старцевых гор расположилась так называемая Верхняя колония с преобладанием деревянных одно- и двухэтажных рубленых домов повышенной комфортности для административно-технического персонала Кузнецкстроя, в том числе и иностранных специалистов, а также самого руководства (именно здесь проживали главный инженер стройки Иван Павлович Бардин, начальник строительства Сергей Миронович Франкфурт, ведущий инженер Григорий Ефимович Казарновский и многие другие). Уже в скором времени эта “элитная” застройка “разбавилась” многоместными земляными бараками (их низкие покатые стены обкладывались для утепления дёрном), а затем и бескрайним морем землянок, облепивших склоны всех близлежащих холмов. Ниже на равнине по другую сторону заводской площадки в направлении Абы раскинулись бараки для рабочих Кузнецкстроя, получившие наименование “Нижняя колония” и постепенно растянувшиеся вплоть до реки Томи. Этот район, попадавший в санитарную зону строящегося комбината, предполагали как временный жилфонд, однако жилые бараки исчезли здесь только в 1970-е годы. 
Наконец, за рекой Абой между Нижней колонией, Моховым болотом (в то время оно занимало пространство от линии современной ул. Спартака до Левого берега) и полосой отчуждения железной дороги появляется тот самый Соцгород — место приложения замыслов архитекторов по созданию полноценной капитальной застройки. Этот участок в силу своего расположения (сухое, возвышенное место, удалённое от завода) был наиболее подходящим для строительства многоэтажных многоквартирных зданий. Именно здесь в июне 1930 года были заложены первые “десять каменных домов”. Их начали строить в силу острой необходимости жилья, но без какой-либо привязки к общему градостроительному плану, которого просто не было. Однако строить наобум весь будущий Центральный район было нельзя — судьба Соцгорода оказалась под серьёзным вопросом. И вот когда после широкого дискутирования проблем строительства социалистических городов планировка Новокузнецка, казалось, окончательно зашла в тупик, на градостроительную арену неожиданно выдвинулась фигура немецкого архитектора Эрнста Мая, который с присущим ему мастерством дал проект города под углом максимального упрощенчества внешних форм, строгого геометрического расположения кварталов и домов, внутреннего их построения по принципу максимальной экономии строительных материалов. Кажущийся практицизм и миллионы экономии, которые сулил Май (а все финансовые затраты по строительству Соцгорода нёс Кузнецкстрой), перевесили чашу весов в его пользу, и маевский проект стал претворяться в жизнь. Современный проспект Энтузиастов и улица Хитарова — детище того времени.
Принято говорить, что “новое рождается в муках”. И Новокузнецк здесь не исключение. Формирование его как города протекало очень трудно. На первых порах новый город, включая его центр, представлял собой безрадостную картину. Непроходимая кузнецкстроевская грязь, о которой даже слагались легенды, а жители были вынуждены подвязывать верёвками свои калоши, чтобы их не стянула всё засасывающая жижа, кучи строительного мусора, бесконечные канавы и траншеи, примитивные землянки и холодные бараки, миллионы неудобств во вновь выстроенных домах… Всё это было. Но было и огромное желание людей изменить ситуацию, их поразительное стремление созидать. Наивный энтузиазм, — скажут одни; активность от безысходности, — подхватят другие. И, наверное, будут правы. Но правы только отчасти. На одном страхе и отчаянии, на равнодушии и глупости нельзя построить что-то поистине значимое, действительно большое и светлое, каким стал Новокузнецк уже в предвоенные годы. Конечно, до его архитектурного “взлёта”, до превращения в значимый не только промышленный, но и культурный, творческий “очаг” со своими знаменитыми художниками, музыкантами, артистами было ещё далеко. Но Новокузнецк, пусть тогда ещё только как “город угля и металла”, состоялся. И это было главное.
Нам, современникам, теперь всё труднее понять, уловить ту “тонкую материю”, которая подпитывала людей, заставляла их отдавать себя без остатка работе, труду, каждодневному и вместе с тем столь необходимому, что, казалось, отними у человека право трудиться и его взорвёт изнутри от клокочущей и не нашедшей выхода энергии. А может, не всё так сложно, как нам кажется? Любить свой город, честно трудиться, не ожидая почестей и наград, верить, наконец, в свою мечту и не изменять ей — эти бесхитростные истины объясняют, пожалуй, если не всё, то очень многое.
Пётр Лизогуб, заместитель директора Новокузнецкого краеведческого музея по истории.

Пётр Лизогуб, Общество 30 Июн 2016 года 4533 Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.