Дата, которую не отмечают

В этом году Новокузнецк станет центром общекузбасского праздника Дня шахтера. Уже сейчас полным ходом идет подготовка к торжествам, планируется отремонтировать некоторые объекты соцкультбыта, фасады домов старого центра, дороги, построить два детских сада… Шествия, концерты, салют… Для этих целей выделено больше полутора миллиардов рублей. Шахтерские районы — Орджоникидзевкий и Новобайдаевский - надеются, что к празднику и им преподнесут подарки: приведут в порядок основные дороги, улицы, дворцы культуры, парки около них, обновят стелы Шахтерской славы, памятники, в том числе на братских могилах шахтеров. Одна из таких на Байдаевском кладбище, где покоится 87 человек из 120 погибших от взрыва метана на шахте “Байдаевская” в 1944 году, давно обветшала: постамент растрескался, надгробья раскрошились, надписи стерлись. Между тем 16 февраля этого года исполнилось 70 лет со дня этой трагедии. Скорбная дата, засекреченная десятки лет назад, оказалась забытой и незамеченной и сегодня. Она в памяти лишь тех, чьи близкие тогда не вернулись домой.

В семье Владимира Борецкого 16 февраля всегда вспоминают его отца Матвея Александровича. На “Байдаевской” он возглавлял бригаду проходчиков. В 1944-м ему было всего 37 лет. Владимир, которому тогда было три года, о том дне, когда рыдал весь поселок и в их дом тоже пришла беда, знает по рассказам мамы и старшего брата. “Вечером 15 февраля, — вспоминает Владимир Матвеевич, — папа, уходя на работу, еще раз поздравил моего братишку Толю с днем рождения (ему как раз исполнилось 8 лет), попрощался с мамой, прижал к себе меня. Как будто чувствовал, что видит нас в последний раз. А утром в наш недостроенный дом вся в слезах постучалась соседка. Мы выбежали на улицу — над шахтой стоял столб дыма, и со всех сторон бежали люди к ней”.

В ту смену в шахту спустились 215 горняков, 33 шахтостроителя, 80 заключенных, охраняемых конвоем, а также сотрудники технического контроля. Еще накануне, в предыдущую смену, работа была остановлена из-за скопления метана и опасности взрыва. Но потом забой запустили: шла война, нужен был уголь, да и за простои строго наказывали. В 4 часа 45 минут в забое 16-го пласта произошел взрыв метановоздушной смеси, усиленный взрывом угольной пыли. Сильная воздушная волна ударила в околоствольные выработки. Взрыв был такой мощный, что содрогнулась земля, в шахте обрушились перекрытия, вагонетки разбросало, рельсы закрутило в кольца, все запасные выходы были завалены. По выработкам быстро распространялся угарный газ, люди задыхались и метались в поисках выхода. Раскаленные пары вызвали многочисленные пожары: пылали деревянные стойки, горела одежда на шахтерах. Помощь не спешила. Руководство боялось обвинений в уклонении от работы и паникерстве. Ждали указа “сверху”.

Бригада проходчиков, которую возглавлял Матвей Борецкий, погибла от взрыва сразу. Остальные — задыхающиеся, обожженные — пытались выйти наверх, тащили своих умирающих товарищей. Хуже всех пришлось заключенным, ожидавшим в железных клетках под замком развода по рабочим местам в пласту № 10 и работавшим в зарешеченных вагонетках под наблюдением вооруженной охраны в пласту № 16.

Шахта не работала 12 дней. Разбирали завалы, доставали погибших… Многих так и не нашли, и шахта навсегда стала для них могилой. Трупы тех, кого удалось вытащить, складывали в шахтовой мойке, одевали их в белые костюмы из холстины и развозили по домам. В иных дворах стояло по три гроба. Были погибшие, у которых адреса не было, а только пометка в списках: “трудопереселенец”, “заключенный Сиблага”, “мобилизованный немец, таджик, татарин, американец…” Их везли в клуб, а оттуда на подводах на кладбище, всего было 30 подвод. Морозы в том феврале стояли сильные: землю для большой братской могилы пришлось взрывать аммонитом, а потом рыть вручную.

По официальным данным, в аварии погибли 80 человек, по свидетельству очевидцев — более 120, среди них оказалась 21 женщина. Ни одного сообщения о взрыве не было ни в газетах, ни по радио, только слышались рыдания в домах шахтерской Байдаевки да по Сталинску ползли слухи один страшнее другого.

Семья Борецких осталась без кормильца, маленьким детям была назначена небольшая пенсия да изредка помогала шахта. “Выручал огород, — рассказывает Владимир Матвеевич, — мы с братом рано начали трудиться, как взрослые. Помогал переехавший поближе к нам дед, участник Первой мировой, Георгиевский кавалер. Очень трудолюбивой была мама. Мы хорошо учились в школе. Старший брат первым пошел трудиться на шахту, я вслед за ним. Сначала работал слесарем в шахтостроительном управлении, потом окончил СМИ, получил специальность горного электромеханика”.

Владимир Борецкий отдал шахтерской профессии более 43 лет, последние 20 работал в должности главного механика Новокузнецкого шахтопроходческого управления. Он кавалер трех орденов Шахтерской славы, носит звание “Почетный шахтер”, награжден медалью “За трудовое отличие”.

Продолжили династию внук и правнук Матвея Борецкого. Сергей Борецкий, сын Владимира, работал на шахтах “Абашевская”, “Ульяновская”, сейчас старший механик УМГШО, а его сын Алексей заканчивает горный факультет СибГИУ. Они знают о скорбной дате 16 февраля, чтят память отца, деда и прадеда и каждый год возлагают цветы на братской могиле, где покоятся 87 человек, отдавших жизнь за уголь.

Сколько таких могил по всему Кузбассу…

Фото из архива семьи Борецких