Мышиная свадьба под присмотром лежащего Будды

В двух залах Художественного музея разместилась небольшая, но очень любопытная выставка из богатейшей коллекции Государственного музея искусства народов Востока.

Этого очень мало, чтобы составить цельное впечатление, но вполне достаточно, чтобы это впечатление осталось в душе и вызрело в ней до желания узнать больше о культуре и искусстве народов Дальнего Востока (в нашем случае Китая и Японии) и Юго-Восточной Азии (Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Таиланд, Мьянма).

В силу разрозненности экспозиции позволим себе взять для примера лишь несколько экспонатов. Начну, пожалуй, с золотошитья из Мьянмы (некогда Бирмы), представленного панно с изображением всадника на коне с мечом и не менее восхитительной “картины” “Торжественный выезд на слоне”.

Эта безумная красотень достигается путем сложнейшей рельефной аппликации и вышивке золотой нитью на хлопчато-бумажной ткани и бархате с вплетением в орнамент металлических блесток, стеклянных и зеркальных вставок, которые создают эффект просто ошеломляющей пышности и богатства.

Как уже сказано, панно, которое по-тамошнему называется “калага”, разворачивается порой в настоящие картины, как, к примеру, упомянутый “Торжественный выезд на слонах”.

Естественно, много изображений Будды уже потому, что во всех странах, чье искусство представлено на выставке, буддизм в разных его формах является либо доминирующим вероучением, либо так или иначе присутствует в духовной практике.

Вот Великий Учитель лежит на правом боку в свободной позе все узнавшего об этой жизни, а вот он сидит уже в позе вполне “европейской”, а вот деревянная скульптура Дзидзо босацу (он же — Бодхисаттва, Будда) из Японии: накидка странствующего монаха, посох и сандалии.

Сёдо (что значит “путь кисти” — искусство каллиграфии) представлено свитками (“Воздух радости заполняет прорстранство”, “Не спеши, счастье тебя найдет” и так далее) работы одного из самых известных современных мастеров, основателя школы “Хокусин сёдокой” Рюсэки Моримото.

Искусство каллиграфии (“Каллиграфия — музыка для глаз”), которое в китайской, а потом и перенявшей ее японской традиции стояло значительно выше живописи (сначала каллиграфия, потом поэзия, а затем уж живопись). Это даже не искусство в традиционном смысле, а нечто большее: у искусства каллиграфии тесные связи с китайским традиционным “цигуном” (дыхательной гимнастикой. — С.М.), который требует от человека “уйти в покой полного мысленного сосредоточения, вобрать грудь и выгнуть спину, следование духа за кистью” и так далее.

Говорят, что Моримото концентрирует энергию космоса и через кисть вливает ее в иероглиф. Но сам мастер говорит следующее: “Движение палочки дирижера есть идеальная формула каллиграфии. Дирижер думает не о собственно движении, он думает о музыке, которая явится результатом этого движения. Для меня это цель и образ, к которым я стремлюсь”.

Здорово сказано.

Но мы уже вглядываемся в превосходные образцы японской графики Утагава Носенобу (он изображает “Инцидент в храме Дайто кудзо”, когда два клана самураев уже схватились за рукояти мечей), Утагава Кинитэру и Тойсо Еситоси. Гравюра Утагава Кинитэру “Празднование победы” изображает забавную сцену борцов сумо, сидящих на циновке в тихом местечке: после удачно проведенных соревнований они, похоже, уже пригубили. К этим гравюрам в цвете примыкают изящные рисунки на фарфоре: “Новогодняя игра в волан”, к примеру, датируемая началом ХХ века.

Хочу отметить народные лубяные картины донгхо из Вьетнама. Они сделаны вручную ксилографическим способом на волнистой бумаге, покрытой толченым перламутром. Удивительным образом лубок вьетнамский похож на русский: та же простота и лаконичность, та же насмешливость. И, кстати, в детстве я читал восточную сказку о “Мышиной свадьбе”. Так вот она: свадебный кортеж движется прямо к толстому коту.

Впрочем, перечислять экспонаты можно долго. Хочу закончить двумя: фигурой министра (полусогнутая спина, как главный признак профессии) и бронзовыми китайскими зеркалами. Утверждают, что зеркала дарили вступающим на должность чиновникам, чтобы их “совесть была чиста как зеркало”.

Хороший обычай, но, очевидно, плохо помогает.