Автограф

В августе 2004 года Надежда Георгиевна Кретова, будучи руководителем поэтического клуба “Дилижанс” при библиотеке имени Н. В. Гоголя, сообщила (спасибо ей), что в Новокузнецк приезжает известный советский поэт Евгений Евтушенко. Как он поведал журналистам, у него был и “лишний” повод посетить Новокузнецк… Он желал встретиться с “любимой женщиной” Гитой Соломоновной Оксман, с которой поддерживал почтовую связь с шестидесятых годов прошлого столетия.

С Евгением Евтушенко мы почти одногодки. Я познакомился с его творчеством через “Комсомольскую правду”, и он мне нравился больше других, тоже неплохих, поэтов-шестидесятников двадцатого века. Он отличался какой-то маяковщиной: своеобразными неологизмами, неожиданным (парадоксальным) построением темы, живым поэтическим откликом на местные и международные события, смелостью в использовании слова. Короче - нестандартный, неординарный или, как говорят литературоведы, самобытный поэт, написавший массу прекрасных стихов, многие из которых превратились в известные песни: “Хотят ли русские войны?!”, “Вальс о вальсе”, “Родина” (музыка Б. Терентьева в исполнении ВИА “Синяя птица”), “Старый друг” (музыка и исполнение И. Николаева), “Все силы даже прилагая” (музыка и исполнение А. Пугачевой) и другие. 

Е. Евтушенко устроил бесплатную встречу-концерт в Культурном центре Заводского района. Как он договорился с Запсибом, мне неизвестно, но зрителям и слушателям, поклонникам Евтушенко, это было приятно. Как настоящий оригинал он начал своё выступление по микрофону, не показываясь на сцене. Неожиданно было увидеть его в белом, расшитом то ли белорусским, то ли украинским стилем одеянии. Он читал стихи и со сцены, и сойдя в зал.

На первом ряду оказался местный писатель Николай Ничик, который попал в кадр и позднее попросил сделать для него фотографии. 

В миру ходит много анекдотов, неопубликованных стихов, а может быть, подделок под автора. Это неудивительно, и Евтушенко об этом знает, так как писал в стихотворении “Завещание”: 

Обо мне привирайте и врите,

но хочу, чтобы это враньё

про Малаховку или Гаити

Походило чуть-чуть на моё.

Правда последнее слово можно расшифровывать двояко: То ли — “моё реальное”, то ли — “моё тоже враньё”.

Меня очень подмывало спросить Евтушенко, действительно ли это его “вирши”, такие самоироничные и одновременно саркастические: 

Я — Евгений, ты — Евгений.

Я — не гений, ты — не гений.

Я — говно и ты — говно, 

Я — недавно, ты — давно.

Из его предшественников и одновременно его современников я находил только одного Евгения. Возможно, это он “бодался” с Евгением Долматовским.

С этим вопросом я направил ему записку, однако ответа не последовало. Понятно, что такие вопросы обсуждаются за рюмкой чая… Раскололся бы поэт? Может, да, а может, нет.

Ну и Евтушенко получал по заслугам. Как рассказывают в народе, был такой случай.

Встретились как-то Е. Евтушенко и С. Михалков, так как жили в одном подъезде. Евгений съязвил по поводу того, что Сергей был соавтором Гимна Советского Союза и дважды корректировал его под новые реалии, превратив его в Гимн России: “Ты, выходит, у нас гимнюк”. На что Михалков ответил: “Гимнюк — не гимнюк, а петь будешь стоя”. Где — правда, где — ложь, не поймёшь.

Характер Евгения Евтушенко и его поэтическую лихость можно увидеть в дружеском шарже В. Мочалова с эпиграммой А. Сивицкого и Ю. Тимянского: “Его стихов не позабыть,/ А фильмы забываем скоро… /Поэтом он не мог не быть, /Но мог не быть бы режиссёром!”. Кстати, он сыграл роль Циолковского, но я этого кинофильма не видел. К этому дружескому шаржу можно было бы привести слова самого Е. Евтушенко: 

…Быть злым к неправде — это доброта. 

Предупреждаю вас: я не излился. 

И знайте — я надолго разозлился. 

И нету во мне робости былой. 

И — интересно жить, когда ты злой!

Я перевожу эти слова так: когда ты не-равнодушный и пропускаешь чужие беды через своё сердце.

При Горбачеве Е. Евтушенко избирался в Верховный Совет народных депутатов СССР от Харьковского территориального округа № 520 и говорил, что депутатский значок — это маленькое, но тяжелое знамя, надавливающее сквозь лацкан на сердце. Он писал об этом периоде:

Сжался я весь от народного гласа,

будто бы съел я их масло и мясо

и о свою же башку без извилин

я по-злодейски всё мыло измылил.

Тогда Горбачев называл его уважительно - Евгений Александрович, не в пример Хрущёву, который, с одной стороны, хвалил “некоторые стихи Е. Евтушенко”, а с другой — подтолкнул общество к крепкой критике Евтушенко за довольно вольные и неосмотрительные публикации в заграничных изданиях.

Н. Хрущёв много раз упоминал произведения и поведение Евгения Евтушенко, давая им и положительные, и отрицательные оценки в своей речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства 8 Марта 1963 года. (Смотри газету “Кузнецкий рабочий” от 13 марта 1963 года.) В частности, он говорил: “Совсем недавно поэт Евгений Евтушенко совершил поездку в Западную Германию и во Францию. Он только что вернулся из Парижа, где выступал перед многотысячными аудиториями рабочих, студентов, друзей Советского Союза. Тов. Евтушенко, надо отдать ему должное, во время этой поездки вёл себя достойно. Но и он, если верить журналу “Леттр Франсэз”, тоже не удержался от соблазна заслужить похвалу буржуазной публики. 

Поэт странным образом информировал своих слушателей об отношении у нас в стране к его стихотворению “Бабий Яр”, сообщив им, что его стихотворение принято народом, а критиковали его догматики. Но ведь широко знают, что стихотворение тов. Евтушенко критиковали коммунисты. Как же можно забывать об этом и не делать для себя выводов?”

Как будто среди коммунистов не могло быть догматиков! Этого было достаточно, чтобы “Комсомольская правда” от 30 марта 1963 года в статье “Куда ведет хлестаковщина” раздраконила стостраничную “Исповедь” Е. Евтушенко в парижском журнале “Экспресс” под заголовком “Автобиография рано созревшего человека”. И как-то вспоминаются строчки Евгения Евтушенко:

Фантазия моя весьма слаба.

Я верю только фактам. Я не мистик.

История России есть борьба

свободной мысли с удушеньем мысли.

После концерта в Культурном центре Запсиба образовалась длиннющая очередь за автографом к Евгению Евтушенко. Мы с нашим новокузнецким поэтом Александром Раевским скромно и терпеливо находились в конце очереди. А. Раевский подсунул Евтушенко свою книгу “Сугробчик”, на которой Е. Евтушенко начертал свой автограф, прежде узнав у Раевского, что у того сегодня день рождения. Так он делал с каждым, обращавшимся к нему, и автографы, конечно, писал не штампованные, типа “На память…” или “С любовью…”. Например, автору двухтомного словаря “Доброе слово” Анатолию Балакаю он написал: “Дорогому Анатолию Балакаю, коллеге, от русской училки в американском найме”, так как преподавал русскую литературу в Оклахоме. 

У меня была евтушенковская книга “Невыливашка, Курган, “Зауралье”, 1997”. Перед написанием автографа Евтушенко спросил, какова моя профессия. Я назвался проектировщиком, и он написал: “Валера, перепроектируйте меня так, чтобы меня полюбила одна молодая банкирша”. “А вот и она!” — показал Евтушенко на приближавшуюся к нам девушку, только что получившую впереди меня автограф и почему-то вдруг вернувшуюся. Что было дальше - мы не стали любопытствовать. 

Валерий Ларин.