Культура

А поутру они проснулись в совсем неведомой стране

О жизни и творчестве новокузнецкого писателя и журналиста Геннадия Емельянова мы рассказывали не раз. Последняя публикация о нем в нашей газете была в марте нынешнего года. Он автор таких известных произведений, как роман "Берег правый", повести "Хочу удивляться", "Бабьим летом", "Медный таз из сундука", "Арабская стенка", "Проснитесь, пришельцы", очерковые книги "Глубокая борозда", "Запсиб — железная держава", "Мой Новокузнецк", и многих других.

А вот роман "Двое из-за бугра" Геннадий Арсентьевич закончить не успел, осталась только рукопись 7 глав, которые были найдены его дочерью Еленой Емельяновой при разборе архива отца. Они были опубликованы в альманахе "Кузнецкая крепость".

Сюжет таков: два американских шпиона — Бык (Вилли Кросби, он же Петя Веревкин) и Пантера (Кларк Лейси, он же Вася Селиверстов) попадают в перестроечную Россию и на поезде доезжают до города Энска (Новокузнецка) с особым заданием. Что они увидели и как "внедрялись" в постсоветскую действительность, писатель досказать не успел. Был объявлен конкурс на продолжение этого романа. Условия: сохранить особенности стиля Геннадия Емельянова, главных героев, время, в котором происходили описываемые события.

Жюри выбрало три работы. Лучшим было названо продолжение Александра Савченко (Новокузнецк). Как победителю ему будет вручена первая премия. Вторую и третью получат Вячеслав Сидорин (Мурманск) и Александра Никова (Новокузнецк). Все работы по-своему хороши, оригинальны, но, как отметило жюри, Александр Савченко точнее других следовал литературному слогу Емельянова, умело "докрутил" сюжет романа, ярко и с юмором (опять же емельяновским) описывал шпионские похождения. К тому же многое из энского колорита в продолжении Александра Савченко угадывается сразу. Судите сами по отрывкам из этого продолжения.

Пантера проснулся на самой зорьке. Оконные стекла, как осенние яблоки, стали наливаться розовым светом, одновременно с ним исчезла мутная синева ночи. В нос ударил острый запах горелого железа, которое выплавлял ближайший металлический завод. Пантера сладко потянулся, потом сделал несколько резких движений, чтобы окончательно выгнать ночную отключку. Почему-то на ум пришел Отто Бремер, дотошный, выдыхающийся в конце трудовой жизни разведчик. И Кукс… "Как вы там все?" - подумал весело Пантера о своем непосредственном начальстве, которое по расположению планеты и Солнца отваливало в этот час только спать.

Пантера натянул мешковатые спортивные штаны с белыми лампасами — из партии, снабжающей резидента, достал из спортивной сумки новенькие кроссовки. На ходу натянул майку белорусского производства и ласточкой оказался на первом этаже. Вчерашнего администратора с родинкой не было. На его месте сидела зыркастая тетка в очках со множеством диоптрий.

— Доброго утра! — поприветствовал ее Пантера.

— Доброго, доброго! — одышливо ответила та, и очки ее, показалось, еще больше вылупились.

Пантера остановился около настенной доски объявлений и увидел список проживавших в гостинице телохранителей. К своему удивлению, он обнаружил в этом списке себя и фамилию напарника, причем, как было указано, проживающих точно в их настоящем номере 318. Шпиону захотелось было вскипятиться. Но передумал: зачем и кому нужен его выпендреж? Видно, за этим крылась добрая причуда вчерашнего администратора, которому сверх прочего он положил две сотенных… А может, это был направляющий перст судьбы.

Пантера выскочил на пыльный асфальт. Невдалеке стояли две фигуры мужчин, увлеченных серьезной беседой. Он сделал разворот, обежав их по кругу, словно кот, помечая захваченное пространство, и понял, что знает мужиков давно — это пролетарские знаменитости, воплощенные в памятник. Ленина и Горького Пантера помнил наизусть.

Сделав небольшой вираж подле столпов пролетариата, он рванул по тротуару в сторону центра. Пантера был опытным разведчиком, и всякие премудрости конспирации и способность наблюдать у него засели в кишках. Он набирал скорость и около городского музея резко остановился, круто развернулся и побежал назад. Если бы кто-то следил за Пантерой, то тоже бы бежал за ним и так же неожиданно остановился, то есть выдал бы себя. Но на горизонте никого не было.

В дверь гулко постучали чем-то металлическим, и тут же в номер проник женский голос навеселях:

— Господа, подъем! В девять часов завтрак. Напротив, в "Молодости".

Петя Веревкин (напомним, он же Бык и Вилли Кросби) показал хмурые глазки из-под нависших надбровий:

— Не усек!

Василий Селиверстов (как вы знаете, Пантера, он же Кларк Лейси), совсем недавно осведомленный о планах предстоящего в городе мероприятия, успокоил заигравшего желваками коллегу по шпионскому цеху:

— Нас считают участниками семинара телохранителей. Будем считать себя таковыми и мы! Усек?

— Теперь усек.

Друзья не спеша побрились, приняли душ, оделись по погоде и вышли на улицу. Приезжий люд мелкими группками и в одиночку высачивался из гостиницы. Ленин с Горьким воодушевленно провожали каждого, кто пересекал улицу с уложенными по ней двумя рядами трамвайных рельсов. Все торопились в кафе "Молодость"…

Вася с Петром сели за свободный столик, на котором уже были выставлены четыре порции утреннего закусона. Тут же лежало меню, подтверждающее выставленный ассортимент. Салат из квашеной капусты, биточки с картофельным пюре, творог со сметаной, компот, хлеб. Не жирно, но на халяву.

— Надо привыкать к этому корму, — наставительно заметил Пантера.

— Да, — хмыкнул Бык, — не каждый день будут кормить окрошкой.

И плотоядно оглядел двух вошедших в зал молодых женщин. В Быке как-то сразу потухла память о белозубой Дарье с ее ядреными телесами. Прибывшие женщины неуправляемо лезли в его охочий взор. Бык налился внутренней силой, желая совладать с подступившим к нему обостренным чувством влечения к противоположному полу.

А женщины тем временем подошли к столику и уселись на свободные места. Ни тебе "здравствуй!", ни тебе "здорово живешь!". Василия шибко задело такое бесцеремонное вмешательство незнакомых дамочек, и он демонстративно и с натугой ковырнул вилкой залежалый пласт капусты. При этом не забыв взять вилку в левую руку — телохранитель, мол, он не тухты-мухты. Про тухты-мухты Пантера, правда, вспомнил неожиданно. Это выражение он встретил когда-то в романе сибирского писателя, творившего во времена Советов.

Дамочки, как было сказано, еще на отдалении бросились в глаза шпионам. Одна, крепко сбитая и неплохо скроенная, была в ярко-оранжевой блузе и бриджах бежевого цвета. На ногах блестящие коричневые туфли с высоким каблуком-шпилькой. Голову украшала золотистая челка, расплескавшаяся по крутому лбу. Нос был греческий, а может, римский, то есть прямой, как у донашеэровских статуй… И губы — крепкорозовые, полные воли, силы и сладострастия. И еще щемяще-давящие духи…

Вторая выглядела миниатюрно: и ниже ростом, и потоньше в талии. В джинсовых брюках и куртке с множеством молний и заклепок. Под курткой угадывался футляр пейджера. Куцая пацанья стрижка. Курносая, большие голубые глаза в синей обводке тенями. Такая скорее смахивала на чью-то тайную любовницу, чем на хранительницу тел.

Вдруг та, что была в бриджах и без пейджера, как будто вспомнила что-то интересное и важное. Она повернулась к Пантере, продолжающему ковырять вилкой капустную мякоть, и ахнула:

— Ах, мальчики! Простите: мы и не познакомились. Я — Люся из Москвы, а это Нинель. Нинель — из Люберцов… А вы, мальчики?

— Мы не мальчики, — буркнул Бык, отгоняя внутренний озноб.

— Мы местные, из Чулымского ЛПХ, — отложив вилку в сторону, сказал Василий, отслоняя подступавшие до этого мысли.

— Из лопуха? Ой, как это интересно! — всплеснула руками Нинель. Пальцы ее были хорошо накачаны, с перстнем и двумя кольцами. Если такая вцепится в горло — живым не уйти…

— Из "миледи"? — поинтересовался Бык.

— Нет. Мы из "Мы леди", — произнесла раздельно, по слогам Нинель. — Женская охранная фирма. Но у мужчин на нас тоже в столице спрос.

Бык между делом вмял в себя остатки картофельного гарнира и ложечкой выцарапывал из компота шарики вздувшегося изюма.

— Мы, мальчики, за вас будем держаться. Договорились? Вас как звать, хмурый гладиатор, — обратилась Люся к Быку.

Пантера, боясь, что Веревкин сморозит какую-нибудь непотребность, ответил за приятеля:

— Петр он. Веревкин. Бывший тренер по самбо.

— Ой, как хорошо, — снова всплеснула руками Нинель. Кольца на ее пальцах глухо звякнули. — А вы?

— Селиверстов. Для вас просто Василий!

— Как сладенько! — Отозвалась Нинель. И Пантера совсем понял, что на ее пути лучше не попадаться.

Так и вышло, что Люся и Нинель не отставали от шпионов ни на шаг, как припаянные. Они приняли мужчин за простецких местных охламонов, с которыми можно было вести себя раскрепощенно и из которых легко выудить нужную для себя информацию. Эти в любое время расколются — тутошние ребята из таежного леспромхоза, что взять с них…

Когда шпионы со своими новыми познакомками вышли из кафе, их уже ждало несколько лобастых автобусов. Бойкий мужчина в клетчатой кепке, надвинутой по самые брови, объявил, что сейчас все поедут на открытие семинара.

Всех привезли в институт металлистов, провели в большую холодную аудиторию. По беглой оценке, прибывших было человек сто, не меньше. Вышел знакомый разбитной мужчина. Но уже без кепки.

— Мне позволено поздравить всех вас с открытием нашего всероссийского семинара!

Кто-то хлопнул в ладоши, кто-то принял слова, как должное приветствие, и промолчал. Только парень с бритым черепом, сидевший на первом ряду, невпопад откликнулся:

— Наконец-то!

Потом он почему-то поднялся, прихватив с собой вельветовую куртку, и исчез из зала. Ведущий улыбнулся правой половиной лица и доложил присутствующим:

— Это студент-заочник. Ошибся адресом. Он так всегда…

Затем вышел грузный и неповоротливый, как мешок соли, человек неопределённых лет с колкими глазами. Монотонно, словно потёртая патефонная пластинка, стал зачитывать программу семинара. Шпионы узнали, что она рассчитана на семь дней, то есть на целую неделю. Пантера тут же скорректировал свои планы, сообразив, что в леспромхоз он с Петром попадет только дней через десять. А со студенческой кафедры, словно с трибуны, обзорную лекцию уже читал длинный и худой, как обглоданный мосол, человек с редкой фамилией Неподобаев. Люся, сидевшая рядом с Василием, шепнула:

— Этот миляга — бывший гэбэшник.

— Откуда знаешь? — с некоторым содроганием так же тихо спросил ее Пантера. Вся четверка как-то незаметно перешла на "ты".

— А че знать? Тут бывшие менты, гэбэшники, спецназовцы и парни из ВДВ. Мы с Нинкой — ментяры. Я раньше с нарками вошкалась. А она — из уголовки, следаком до майора доросла. А кому оно надо? За такие пятаки пусть Александр Сергеевич Пушкин вколачивает. Вы сами-то как пришли в дело?

— Из охраны… — на ходу придумал Селиверстов.

— То-то и оно, — заключила Люся. И добавила. — Здесь совсем другие бабки…

"Бывший гэбэшник" Неподобаев, бесцветный, как обсосанная кость, но не лишенный юмора, который, видимо, был силен в его прошлой среде, продолжал раскрывать предстоящие планы, а заодно и останавливаясь на ключевых моментах протекающей жизни.

— Итак, господа телопредохранители, мы должны понимать своё шершавое место в нашем сообществе. Вы с этой секунды можете забыть о всех внешних врагах страны. Теперь для вас главное - осилить своего внутреннего врага. А он безлик и всегда рядом. Он вооружен и опасен. Враг прячется в проеме окна, за шторой. За деревом, во встречном автомобиле, в больничной палате, на трибуне стадиона… Враг несет смерть, а она заключена в телефонном звонке, в бандерольке, в букете цветов…

— Да это ж, считай, один к одному повторенный монолог Отто Бремера, — почти одновременно отметили шпионы — азы любого разведчика…

После лекции слушателей Неподабаева повезли на обед в кафе "Молодость". Ну, а потом, сытые и улыбчивые, в трех автобусах все телохранители отправились на экскурсию по городу. Честно сказать, ещё до приезда в Энск шпионы знали его географию на зубок. Они часами прикованно сидели у компьютера и проделывали виртуальные маршруты по улицам этого сравнительно большого сибирского города. Хуже топонимика давалась Быку. Он мог перечислить все улицы и переулки Энска, но часто вставлял любимую фразу:

— Хрен их поймёшь!

Дело в том, что план города он представлял себе, как карту России. И соотносил многие названия улиц с расположением городов, в честь которых были названы улицы. Или хотя бы с направлением их расположения. Улицы в честь достойных людей он тоже связывал с тем, где они раньше жили — в Энске или, скажем, в Москве. Поэтому Магаданскую он помнил там, где она должна находиться — в верхней правой части города, а вот Мурманская не лезла ни в какие ворота… Ещё хуже было с похожими названиями улиц. Посрамленно не понимал, куда их влепить — Объездная, Путевая, Дорожная, Транспортная, Проезжая…

Экскурсия по городу для шпионов пришлась бесплатным учебным пособием. При этом только Пантера, как старший в заброшенной группе, знал, что не Чулымский леспромхоз, а именно город Энск станет предметом их непосредственной и долгой работы.

Сначала все автобусы поехали куда-то в гору. Оказалось, что там стояла полуразрушенная крепость. Пантера выскочил из автобуса первым, подал руку Люсе:

— Мадам!

Люся отзывчиво втянула атмосферу старины узкими ноздрями. Её нос стал ещё прямее и изящней. Дошла очередь до Нинель. Пантера тоже протянул было руку бывшему майору уголовного розыска, но увидел, как опускающийся за женщиной Бык взял ее под мышки и ловко опустил на землю. Глухо звякнули кольца на крепких пальцах женщины. Такое в ее жизни было впервые и она остолбенело приходила в себя. Кто бы знал, что Бык задел под мышками эрогенные зоны, о которых раньше не догадывалась даже сама их носительница. Чтобы разрядить обстановку, Пантера поинтересовался:

— А ведь Нинель — это французское имя? Нинель, Адель, Эммануэль…

Нинель медленно пришла в себя, к ней вернулось ментовское хладнокровие:

— Вася, совсем не так! Мой отец был коммунистом. Он все делал в силу своих убеждений. Нинель — это перевернутый Ленин! Вот!

Невдалеке распростерся изумительный массив тополей особого сорта, дальше была река. Эта серо-сизая река называлась Томь. А вокруг города, как кольца Сатурна — плотной полосой не плыл, а лежал дым, дым, дым…

— Сладенько живете! — заметила Нинель.

— А как же! — с достоинством буркнул Веревкин.- Красиво жить нам не запретишь!

К вечеру погода испортилась. Сначала подул холодный ветер, потом пошла знобкая морось. Небо намертво затянули сизые тучи. Казалось, весь Энск оказался в глухой банке и законсервировался непогодой. Наконец, усилился дождик, и окружающий мир принял мышастое уродливо-безысходное состояние.

"Вот тебе и весна, Кларк Лейси!" — подумал о превратностях судьбы Селиверстов. — Он себя чувствовал так, будто вмиг оказался вне утробы. Ему стало нестерпимо жалко одинокого и заброшенного за тысячи километров от родного дома, от семьи, от девушки Марии… Да что Мария? Он не имел права рассказывать ей, куда, зачем и на сколько улетает из своих Штатов. А ведь точно: навсегда! Василий грустно посмотрел в окно со своего третьего этажа. Мокрая черная ворона сидела на голове пролетарского писателя Горького, чуток потрепыхалась, отложила помет и перелетела на осклизкую макушку Ильича…

"Господи! — подумал в тоске Василий. — И мы, люди, словно эта ворона, гадим друг другу, как только можем… И не по какому-то большому злу, а потому, что кому-то позарез приспичило, как этой вороне… А ведь там, за стеклом люди. Много разных людей. Им хочется хорошей еды, вкусного вина, любовных утех. А я, совершенно безразличный для них человек, прибыл сюда, чтоб отяготить их жизнь и устроить какую-нибудь подлянку…"

Пантера понимал, что Мария в его дальнейшей судьбе — отломанный кусок. И в его сердце тихонько входит другая женщина. Нет, не Люся и не Нинель. Соня — это она, словно магнит, манит его на расстоянии. Как жаль, что вся связь в городе сводится к домашнему, то бишь городскому телефону да пейджеру… У себя в Америке он оставил великолепный мобильник фирмы "Нокиа". И правильно. Когда ещё сюда доползет настоящая западная цивилизация?

А Веревкин лежал на мягкой постельке — это тебе не вагонная, почти тюремная койка, от которой на ребрах накапливаются мозоли… Петя мечтательно и въедливо смотрел на тусклое окно — там по стеклу ползала жирная сонная муха. Петя тоже занимался самоанализом. Правда, сейчас для полноты дела ему не хватало пустяка — хотя бы одной женщины. Он стал перебирать все знакомые лица противоположного пола, те, что встречались на его пути за последнее время. Даже вспомнил непорочную англичанку с парохода "Уинстон Черчилль". Почесал пятерней отросшие порядком волосы и пришел к окончательному выводу, что красивше и ненаглядней Дарьи Сироткиной у него пока нет. К примеру, хороша на вид милиционерша Люська, но она женщина с большим запросом, если не с апломбом. Будет держать его при себе, как пристяжную лошадку. Да и куда он отсюда? Кто ему разрешит мотаться за ней по чужой стране?

Веревкин вышагивал медленно по корявому асфальту, пострадавшему от смены четырех сезонов года. Асфальт, конечно, стал рассыпаться, сразу же, как только был заложен в уличные и тротуарные дыры в порядке ямочного ремонта. А ямочный ремонт, кто не слышал, — это черная дыра в космическом пространстве, и находится она только в России, в частности, в Энске. Веревкину, к сожалению, в ведомстве Железного Кукса о ямочном ремонте ничего не сообщили. Это, безусловно, пробел в службе американской разведки, и он заслуживает того, чтобы о нем критически писали российские газеты, а ФСБ и Мииндел сделали соответствующие выводы.

Веревкин был бодр и подтянут. Главным героем его жизни стал русский разведчик Вячеслав Штирлиц. Он Штирлица любил тайно, как студентка влюбляется в богатого и престарелого профессора. Впрочем, шли годы, и Петру стал импонировать больше Мюллер, в котором он находил сходство с собой.

…До завтрака Селиверстов наглотался последних известий из-за рубежа, то есть практически с родины. Из своего козырного приемника он узнал, что в России объявлен дефолт. Об этом шпион номер один в официальной форме доложил шпиону рангом ниже и объявил текущий день выходным, вроде как праздничным.

По случаю исключительно важного события в России шпионы учинили себе внеочередной променаж.

Покрытые за лето несмываемой пылью, листья тополей отяжелели, повиснув на ветках чужеродным грузом. Близилась осень, в Энске наступил сезон тягостных ожиданий. "Конечно, устроенный в России дефолт не даст этой стране быстро подняться на ноги. Но и на руках она долго не простоит. Зачем же давить дальше? Да хрен с ними. Там на верху, в Белом доме, знают, что делать. А нам надо подчиняться и принимать стойку "смирно". И праздновать". Примерно так рассуждал шпион номер один, прокладывая кошачий путь по вверенному ему городу.

Пантера без всякой нужды забрел в городской сад, продефилировал сквозь объемистый проран в дощатом заборе и оказался на небольшой площади, усыпанной народом, как осенний сад перезрелыми яблоками.

— Митинг? — озадачил Пантера курчавую женщину.

— Не. Встреча с лидером партии.

— Какой?

_ А хоть какой. Мне до лампочки. Обещали дать по сто рублей и майку. А то б сюда не тащилась с другого конца города… В кармане ни одной копейки…

Пантера оказался в центре событий. Почти рядом с ним дюжие парни раскладной соорудили помост. Пришпандорили лестницу, водрузили микрофон. Двое других отхлестнули скотч с картонной коробки, потроша их на ходу, пошли по периметру подступившего народа. Один вытаскивал майки с надписью "ОПРС", второй доставал из коробки бейсболки с таким же обозначением.

Жаждущая толпа тянула руки, словно слепцы к своему исцелителю. Кучерявая дама, оттолкнула Пантеру, выхватила сразу две майки:

— У меня муж — инвалид!

Пантере досталась бейсболка. Разносчик подарков приметил изысканность в лице шпиона.

— На память! — сказал он.

Кучерявая дама скосила на Пантеру нехороший глаз:

— Между прочим, мой муж — инвалид. Ему нельзя на улице с голым теменем. Сонцепек — сам знаешь…

На трибуну взбрыкисто, будто неудачно кастрированный бычок из-под ножа ветеринара, вбежал лидер партии. По обширной толпе прошел шорохом вздох облегчения. Все ждали минуты увидеть, какой он живьем этот искрометный вождь "ОПРС".

Он был, как и все, такой же. Немного небритый, немного усталый, немного навеселе. И ростом не Геракл. И по складу не Аполлон. Но, в отличие от них, лидер умел брать быка за рога и заворачивать их в каральку:

— Значит, этот день мы не забудем никогда. Пусть трясутся жалкие тени в Кремле и в Белом доме. Только наша партия идет самой правильной дорогой. Однозначно! Наши враги — это не вы. Это другие партии, пробравшиеся в Думу. Одни узурпировали власть в стране, другие рвутся к кормушке. Раздавим их, как мух! В первую очередь "КЛМН"! Сошлем в Сибирь всех кэлэмунистов! Только в Сибирь! Очистим Москву до самого океана.

Видно было, что нос лидера щекотнула случайно залетевшая мошка. Он ковырнул пальцем в носу, чихнул и продолжил раздрабанивать ненавистные ему партии:

— От Калининграда до Владивостока — кругом одна ложь, ложь и ложь. Правды у нас нет и нет. Клянусь вам — это правда! Мы им не дадимся живыми! Запомните! Но и им не бывать на наших похоронах. Однозначно!

Выступление лидера партии было кратким. Через сорок минут он провозгласил здравицу в честь своей партии и себя лично. Призвал голосовать только за "ОПРС".

— Теперь наш фонд развития и содействия раздаст в память об этой встрече по сто… простите, по пятьдесят рублей.

— Ну, блин, надувают народ… — прокоментировала дама в завитушках.

Подготовила Ольга Волкова

Подготовила Ольга Волкова Культура 01 Июл 2017 года 1896 Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.