Углеродное тягло, или Новейшие приёмы конкурентной борьбы
Человечество живет-поживает от одного несбывшегося конца света до другого, которому тоже не суждено произойти. Сколько их было только за последние четверть века, этих катастроф, возвещающих о скончании времен, напророченных, неизбежных, но так и не случившихся?
Озоновая дыра, которую якобы так беспечно проделали в атмосфере домохозяйки, пользующиеся фреоновыми холодильниками…
Компьютерная “проблема 2000 года”, утратившая свою актуальность на следующий день после Миллениума…
Гибельный для человека птичий грипп, чье проникновение в Россию особо впечатлительные политики требовали остановить силами ПВО…
Календарь майя, который, по мнению эзотериков, сообщал людям нашего века о том, что мы последнее поколение…
“Апокалипсисам” нет числа, но всякий раз человечество с облегчением переводит дух, а выгодополучатели от вселенской кутерьмы — деньги на свои счета. Однако все это житейские мелочи в сравнении с угрозой глобального потепления и суммами, которые можно наварить, спасая цивилизацию от парникового эффекта.
В ноябре — декабре прошлого года делегации 195 стран провели в Париже под эгидой ООН климатический саммит, на котором было выработано соглашение о борьбе с глобальным потеплением. Ученые прогнозируют, что при нынешних выбросах парниковых газов к концу столетия средняя температура воздуха на планете будет примерно на 3 градуса выше, чем сейчас, и на 4 — 4,5 градуса выше, чем была в доиндустриальную эпоху (конец XIX века). Это чревато весьма серьезными поломками в сложном механизме океанических течений, новым всемирным потопом и необратимыми последствиями для биосферы. Социум планеты также войдет в неустойчивое состояние - появится новый класс климатических беженцев, обострится борьба за территории и ресурсы, главным из которых станет, возможно, пресная вода.
Справедливости ради стоит уточнить, научное сообщество далеко не единодушно во мнении, что нынешние изменения климата вызваны прежде всего техногенным воздействием. Немалое число климатологов полагает, что антропогенный фактор никак не мог определить теперешний вектор масштабных природных процессов. С их точки зрения, фиксируемые изменения вполне вписываются в амплитуду пространных климатических циклов. Об этом свидетельствуют и данные, полученные при изучении проб “вечного льда” Арктики и Антарктиды, сохранившего информацию о смене температурных режимов Земли от наших дней до эпохи, когда хомо сапиенс согревали атмосферу разве что кострами.
Гольфстрим до сего дня маршрута не поменял, однако на стрежень “климатического мейнстрима” нынче все-таки выплыла относительно новая теория глобального потепления, вызванного антропогенными факторами. Участники Парижского саммита договорились сделать все, чтобы к концу нынешнего века на Земле потеплело не более чем на 2 градуса. Считается, что для этого необходимо отдать предпочтение газовой, гидро- и атомной энергетике, использовать энергию солнца и ветра. Каждая страна выработает свою программу, но так или иначе речь идет об обязательстве уменьшить выбросы промышленных газов. Предполагается, что Парижское соглашение, в выработке которого самое активное участие приняли представители двух суперэкономик — США и Китая, имеет куда больше шансов на реализацию, чем действовавший прежде Киотский протокол, который эти страны подписать отказались.
Что до России, то она пообещала в ближайшие 15 лет снизить выброс парниковых газов на 30 процентов к уровню 1990 года. Между тем сегодня отечественные заводы и фабрики выбрасывают газов на 29 процентов меньше, чем РСФСР в тот достопамятный год, когда её заводы и фабрики еще дымили на полную мощь. Так что же, можем смело ратифицировать соглашение и сразу рапортовать в Париже о досрочно выполненном задании?
С докладом следует повременить, если мы рассчитываем на прирост индустриального потенциала. Есть смысл хорошо подумать о приоритетах повторной индустриализации и о том, насколько надежны и безопасны альтернативные источники энергии.
Между тем складывается впечатление, что, не слишком преуспев в стратегическом планировании, которое объединяет государственные задачи с интересами бизнеса, правительство поддаемся соблазну “большевистских темпов” в деле отказа от “старых и вредных” технологий и целых отраслей.
Идея обложить “налогом на СО2” предприятия энергетического комплекса и всецело довериться “экологически чистой энергетике”, изложенная Олегом Дерипаской в его прошлогодних статьях, а затем и на недавнем Красноярском форуме, поначалу позабавила откровенной самопротекцией - компанию Русал, в отличие от её конкурентов, так много связывает с гидроэнергетикой. Однако после того как полпред президента в Дальневосточном округе Юрий Трутнев заявил о подготовке проекта создания “безуглеродной зоны” к 2050 году, причем не “у себя дома”, а в Восточной Сибири, стало ясно, что всякая более чем дискуссионная идея может обрести подъемную силу, ежели к алюминиевому крылу да аппаратную тягу…
Деловая пресса пишет, что проект “безуглеродной зоны Восточной Сибири” одобряют в Минприроды и Минэкономе. Больше того, в этих ведомствах придерживаются того мнения, что “за первым шагом должен последовать второй” — там считают, что зону, свободную от угля, надо будет в последующем распространить на всю Россию. То есть если уж изводить угольную генерацию, а с ней и добычу вредного, даром что полезного ископаемого, то под корень.
Это у нас не впервой: кто-то рубит уголь в забое, а кто-то жаждет зарубить весь углепром, не выходя из кабинета. Да и правда, кому он нужен, энергетический уголь, если угольная генерация будет задушена новым налогом или даже поставлена вне закона? Она и сейчас не очень-то в чести. В структуре топливно-энергетического баланса РФ доля угля сократилась с 18 процентов в 2000 году до 11 — 12 процентов в настоящее время.
Удивительное дело, на Западе и продвинутом Востоке, которые вроде как чураются “грязного угля”, его доля в энергобалансе сегодня куда выше, чем в России: в США - 18, в Великобритании — 21, в Японии - 30 процентов. Почему? Да потому, что уголь во многих случаях предпочтительнее со всех точек зрения - с экологической в том числе. В той же Японии после Фукусимы полагают, что долю угольной энергетики следует увеличить.
К тому же уголь дешевле газа. Да, себестоимость электроэнергии, выработанной на гидростанции, а тем более на АЭС, еще ниже. Вот только, согласно экспертным оценкам, для того чтобы заместить мощности угольной генерации в Сибири комбинацией ГЭС и атомных станций, как предлагают разработчики “безуглеродной зоны”, надо изыскать 120 — 130 миллиардов лишних долларов. А ведь этот чудный проект подразумевает к тому же если не принудительную ликвидацию, то “смерть от естественных причин” здешней угледобычи. Потери придется считать не только в деньгах, но и в уволенных работниках.
Точка зрения глав угольных регионов Сибири о “безуглеродной зоне” уже озвучивалась прессой, но не будет лишним напомнить, что, по мнению Амана Тулеева, подготавливаемый проект приведет к закрытию десятков шахт и разрезов, сокращению 140 тысяч шахтеров, кризису во всех отраслях, связанных с углепромом, и к росту тарифов на энергоресурсы в Сибири в 1,6 — 2,5 раза. А глава Хакасии Виктор Зимин в письме Владимиру Путину поведал, что бездумный подход к исполнению решений Парижского саммита несет риски для добывающей отрасли и может серьезно ухудшить социально-экономическую ситуацию в угольных регионах. Углехимия, которой предлагают заняться Хакасии в качестве альтернативы, — дело хорошее и даже выгодное (если цены на нефть подрастут), “однако объем потребления угля для нужд углехимической промышленности даже по самым оптимистичным оценкам будет несопоставим с объемом потребления угля для выработки электрической и тепловой энергии”, — считает Виктор Зимин.
Подобной позиции придерживается и Минэнерго. “Коммерсант” цитирует письмо замминистра Алексея Текслера в Минприроды, смысл которого сводится к двум основным контраргументам: создание безуглеродной зоны вызовет неоправданный рост финансовой нагрузки на региональный бизнес, а попытки ударить по углепрому и угольной генерации административно-запретительными по своей сути решениями в пользу конкурирующих с ними отраслей лишь увеличит социальную напряженность. Отказаться от угля попросту невозможно — отечественная энергетика пока в любом случае не может обойтись без этого ресурса.
А вот что думает о новейшем проекте Юрий Шейбак, директор Кузбасского филиала Сибирской генерирующей компании (на долю станций СГК приходится порядка 17 — 20 процентов выработки тепла и электроэнергии энергосистемы Сибири): “Ориентация только на гидрогенерацию или возобновляемые источники электроэнергии в наших природных условиях ошибочна. В частности, начиная с конца 2014 года и практически весь 2015 год в Сибири наблюдалась маловодность, что привело к естественному сокращению гидрогенерации и ее доли в балансе выработки и потребления электроэнергии. Именно угольные электростанции взяли на себя системную нагрузку, именно тепловые угольные электростанции, расположенные вблизи угольных месторождений, оказались востребованными и конкурентоспособными с газовой генерацией на рынке электроэнергии. Потому работали на пределе мощности, и топливная составляющая здесь играла решающую роль.
Кроме этого, тепловая угольная генерация была и остается основным надежным источником не только электрической, но тепловой энергии - про это тоже не стоит забывать, особенно в Сибири”.
Тут будет к месту вспомнить то, что, видимо, успел забыть глава ОК Русал: скорейшая мобилизация резервных мощностей угольных станций спасла предприятия Сибири и, прежде всего, энергоемкую алюминиевую промышленность от острого дефицита электроэнергии после печально известной аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Не сочтите за злословие, но та техногенная катастрофа, повлекшая гибель 75 человек, дает повод усомниться в “безусловных преимуществах” гидроэнергетики.
К слову, экологическая безопасность ГЭС, подразумеваемая априори инициаторами “безуглеродной зоны”, — миф не меньшего масштаба, чем абсолютно реальный парниковый эффект, создаваемый водяным паром у плотин и над водохранилищами, которые к тому же выделяют в атмосферу массу органических газов. Об этом хорошо осведомлены те, кто живет на берегах искусственных “морей” и не понаслышке знает о локальных, но вполне ощутимых изменениях климата в районе ГЭС, как и о том, что такое заболоченные берега из-за непостоянства площади водного зеркала…
Выбор Сибири в качестве “безуглеродного полигона” крайне неудачен еще и потому, что, по мнению экспертов, именно “в этом регионе проблем с СО2 нет”, поскольку тайга является мощным поглотителем углекислого газа. Нам в этом смысле повезло куда больше, чем иным территориям России, не говоря уже о странах ЕС, или, например, Китаю. Доля угольной энергетики в суммарных российских выбросах углекислого газа составляет порядка 7 процентов, а в Сибири — 5. Конечно, было бы неплохо уменьшить и эту цифру, но тогда надо поощрять экономическими методами дальнейшее техническое перевооружение угольных станций, а не гнобить их, угрожая запретительными мерами и распугивая инвесторов. Кстати, многие из предприятий этого профиля уже сегодня улавливают почти 100 процентов серы, азота, ртути и других вредных примесей.
Похоже, однако, что сторонников “безуглеродной зоны” в правительстве вдохновляют не столько перспективы сокращения выбросов на реальном производстве, сколько воображаемые выгоды от торговли неиспользованными квотами на СО2 в случае, если отечественное производство вообще не развивать. Не этой ли мечтой-идеей — стать бенефициаром благородной борьбы с парниковым эффектом, не ударив палец о палец, — привлекает людей с “аппаратным сознанием” в ряды своих сторонников тандем алюминиевого магната с дальневосточным полпредом? Ну и между делом решает кое-какие насущные свои проблемы. Первый как владелец мощностей гидрогенерации, второй в качестве вице-премьера, курирующего “РусГидро”.
В старину на Руси был такой налог — “с дыма”, окончательно отмененный уже при Петре. “Подымщина” подразумевала в качестве налоговой единицы печную трубу, поскольку подушную подать взимать было весьма хлопотно. Народишко-то нарождался и мёр без счету, шибко это переменная была тогда величина — народонаселение. Другое дело — печь, которая в крестьянском доме одна. Трубы считать куда как проще. И все-таки “подымщину” в конце концов отменили в силу архаичности этого налога, как пишут на сей счет энциклопедии.
Так вот, вы не находите сходства этой древней подати с новейшим проектом “углеродного тягла”? Не по формальному “экологическому” названию, а по такому же упрощенному до примитива подходу к проблеме, которая, безусловно, требует своего разрешения, но точно не с наскока. Простые решения порой не самые верные.
