Был такой случай

Наш постоянный читатель, а теперь и автор коротких историй бывший шахтер Владимир Гребнев продолжает участвовать в конкурсе подписчиков под рубрикой “Был такой случай”.

“Обутые” коммерсанты

В 90-х годах мы, шахтеры, получали по бартеру импортные товары. Уголь меняли на свитера, пуховики, обувь… Как-то пришли японские телевизоры “Шарп”. Нам их продавали по довольно низкой цене, а перекупщикам можно было их сбыть раза в три дороже, чем многие работяги и пользовались.

Мой товарищ Юра приехал в магазин, где отоваривали телевизорами, вместе с женой тихо двигался в очереди к заветной двери склада. Еще дома они договорились, что продадут “Шарп”, поскольку готовились к свадьбе дочери. Покупатель родом “с юга” нашелся быстро, сторговавшись за 50 тысяч (теми еще деньгами), он тут же отдал их моему товарищу: “Пересчитай!” Юра пересчитывает и говорит, что здесь только 49 тысяч. Кавказец забирает деньги и считает сам, извиняется и докладывает еще тысячную купюру и снова отдает пачку моему другу, который сразу кладет деньги во внутренний карман.

Рассыпаясь в благодарностях, посланец солнечного юга забирает телевизор и, скрепив сделку крепким рукопожатием, уходит.

Друг на крыльях счастья летит к остановке, даже забывая про жену, которая, еле успевая за ним, все же просит пересчитать деньги еще раз: “Не обманули ли?” Юра радостно хлопает себя по карману: “Не нашелся еще тот человек!”

Дома он торжественно выкладывает деньги на стол, жена начинает считать и… в слезы: “Юра, а где же навар?” Денег было чуть больше, чем в действительности стоил телевизор.

На следующий день над Юркой смеялась вся шахта.

Спустя время за телевизорами поехали еще два наших товарища, Гена и Олег, в качестве “консультанта” взяли Юру, пообещав, что потом сделку обмоют.

Смотрели в три пары глаз, деньги пересчитывали дважды, прятали подальше и понадежней. Похохатывая над Юриным ротозейством, все дружно отправились в магазин за бутылочкой. И только там обнаружилось, что денег оказалось намного меньше. Как их “обули”, они так и не поняли.

Эпитафия

У нас в деревне жили чалдоны, коренные сибиряки. Люди прямые, честные, за словом в карман никогда не лезли. Был у них своеобразный говорок, даже ругались они как-то по-своему, например, “наут-раз” или “тит вого мать”.

Однажды случилось в одной чалдонской семье горе: утонул на рыбалке мужик лет 35‑ти. Когда его привезли домой, деревенские собрались посочувствовать родственникам.

Пока гроб не сделали, покойный лежал в горнице на столе, рядом с ним сидели жена, близкие, в том числе тёща, которая горько рыдала и приговаривала: “Ой, ты мой родненький, зять дорогой! На кого же ты нас покинул? Как же нам теперь жить без тебя, без кормильца?”

Потом, утерев слезы, она вдруг подскочила на ноги и, грозя покойному зятю пальцем, стала поносить его матерными словами: “Что лежишь… разлегся, ручки сложил. Никакого тебе… дела нет. А забыл, как позавчера пьяный за мной бегал с топором? А сейчас… тихо-смирно лежишь. На, возьми топор, беги, скачи за мной, матери меня. Не можешь? Наглотался воды вместо водки. Так тебе и надо! Бог не Мякишка, видит, кому посадить шишку”. И снова заплакала, запричитала, упав ему на грудь.

Не зря говорят: в жизни всё в одном месте — и смех, и горе.