Выстрел

— Предлагаю операцию! — из кучи снимков онколог выбрал самый малопонятный, боковую проекцию, и долго рассматривал его на свет.
— Если согласен, то на обследование к фтизиатрам, и потом с вещами жду в отделении. Я тут всё написал. — Сказал как-то недоброжелательно. Вроде я и не коллега вовсе. Понятно, а как ещё. Здравствуй, дружок, у тебя рак. Я должен оттяпать у тебя половину дыхалки. А потом травить тебя химией или гнобить лучевой терапией. И не то, что ты умер, просто у тебя всё в прошлом. Походы и фестивали, сауна и тренажёрный зал. Блин, досада. Я ощутил досаду. Неужели всё лучшее позади? Похоже, что так. Ещё шаг — и ты уже переступил черту, за которой следует доживание. Вот так жизнь меняет контекст. Вокруг тебя люди: сидят в очередях, куда-то спешат, ссорятся, целуются, радуются, обижаются. А тебя это всё уже не касается. Где-то в глубине твоего организма находятся сумасшедшие клетки, которым наплевать на твои рефлексы и гуморальные координаторы. Они размножаются и растут очень быстро, организм не успевает их кормить — не хватает сосудов, они дохнут от голода, но продолжают размножаться. Начинается прижизненный распад тканей: воображение услужливо нарисовало картинки из недалёкого будущего. Да ладно, несколько лет жизни всё одно в активе есть. Операция, лечение, да ты что один такой, ты что — исключительный? Пришло время платить по счетам.
* * *
Отделение торакальной хирургии хорошо бы украсить вывеской , потому как курилка не пустует ни днём, ни ночью. Основной контингент — настоящие доходяги в духе солженицынского ракового корпуса. Сгорбленные, худые, с сосредоточенными лицами они медленно циркулировали по коридору. На каждого заведена история болезни, где на первой странице написан диагноз?- рак лёгких. Кто-то, как я, готовится к операции, кого-то прооперировали, и у него сбоку из грудной клетки торчат трубки с зажимами на концах. Есть и такие, которые после операции проходят очередной курс . Повсюду сосредоточенные лица, но мгновенно трансформирующиеся в участливую улыбку и готовность оказать любую посильную помощь. Персонал подстать. Улыбчивые и доброжелательные, отсутствует снисходительный раздражённый тон при общении.
* * *
В палате раздевают донага и увозят на каталке в операционную. Это на другой этаж. А что, своим ходом нельзя? Нельзя, ритуал — основа транса. Беззащитность, беспомощность и только двигающийся потолок, убегающий куда-то под ноги.
В операционной прохладно, работает кондиционер, я мёрзну под простынкой. Почему никого нет? Где бригада хирургов, анестезиолог? Не перед кем выпендриться, без слушателя и зрителя тревожное ожидание вот-вот трансформируется в страх. Нет, поиграем в игру . Прямо надо мной бестеневая лампа. В мозгу начинает крутиться строчка из блатного шлягера: . Да где эти хирурги? Пришла, наконец, анестезиолог. Судя по репликам, у неё проблема с подключкой. Решила вставить катетер в периферическую вену. Я, кажется, задремал. Ну, где эти хирурги, сквозь дрёму я смотрел на потолок и не мог понять, что изменилось. Да где эти хирурги? Я снова уснул.
— Просыпайся, операция прошла, ты в реанимации. — И что, всё интересное прошло мимо? Просыпаясь, я уже я понял, что изменилось. Не было бестеневой лампы на потолке, были обычные светильники. Странно, я ничего не чувствовал, только дышать было тяжело. Что поделаешь?- каждый гражданин нашей страны имеет право на реанимацию.
* * *
— Этот пневмонит, явно травматического происхождения. Ну, посмотри, очаг связан с плеврой, внутри некроз. Находится на самой периферии. Колись, было что?
Виктор Александрович оторвался от чтения выписки и глянул выжидательно на меня. Вот что значит хирургическое мышление. Если болит, нужно отрезать и болеть перестанет. Удивительно, но эта примитивная концепция работает, как чеснок. Она верная, потому, что правильная (или наоборот, да простят меня марксисты-ленинисты). То есть пневмонит не берётся из ничего, должно быть событие. Трах — гематома (синяк в лёгком) и процесс пошёл. Не смог организм растворить гематому, отгородил валом из грануляционной ткани, а внутри некроз, вот и готова псевдоопухоль.
* * *
…Утка появилась неожиданно и полетела слева направо вокруг нас, идеальная мишень. Главное — взять опережение на пару корпусов, но нет… Никто не сказал, мол, будь наготове, сейчас полетит. Вован вообще не среагировал, просто проводил глазами и что-то булькнул со своего баллона. Я успел ухватить ружьё, лежащее на палубе катамарана, по ходу снимая его с предохранителя. Это был жест отчаяния, сработал рефлекс. Уже на излёте я успел нажать на оба курка. Ружбайка рявкнула дуплетом и больно ткнула меня прикладом по рёбрам. Аж искры из глаз, ну ничего, перемогнёмся, подумаешь, рёбра, даже если перелом, особого лечения нет, так — терпи казак. До встречи, утка, удачного полёта…
* * *
Мне, оказывается, сильно повезло. В ходе операции рак не подтвердился. Пневмонит — воспаление лёгочной ткани, застарелый, с некрозом внутри, аж два очага. Всё закончилось щадящей резекцией. Я не был готов к такому жизненному сценарию, но это уже другая история и она ещё не окончена…

Александр Серенко