Валька Чижиков
Электросварщик Валька Чижиков решил бросить пить. Причём, резко. Раз — и навсегда. Вот так.
Причина была вовсе не банальна, мол, здоровье пошатнулось или мастер пригрозил увольнением. Или, ещё чище, жена китайское предупреждение сделала. Вовсе нет. Во-первых, Валька был холостым-неженатым, хоть и шёл ему тридцать восьмой годок. Как-то не был он в чести у женского пола, то ли за крупный бугристый нос, то ли за изъеденное оспинами лицо, то ли за резкий взбалмошный характер. Скорее, за последнее. Во-вторых, у Вальки были золотые руки, и в каком бы состоянии он ни брал в руки держак, шов всегда был ровным и надёжным.
Больше того, мастер Сидоров сам зависел от валькиной благосклонности, когда нужно поварить сверхурочно или выйти в субботу. Ну, и в третьих, на здоровье Валька не жаловался и с похмелья не страдал.
Наутро после традиционной обмывки получки вся бригада дружно толпилась у сатуратора с газ-водой, потом так же дружно склонялась над унитазом. А Валька Чижиков был всегда как огурчик. Зануда Сидоров с пресной физиономией цедил на одной ноте: .
, — думал Валька, привычно выбивая из держака оплавленный электрод.
Чего ж бросать-то тогда? Да было чего. После принятия на грудь солидной пайки спиртного, будь то в пельменной, пивбаре или на травке в скверике, Валька редко добирался до дому. Отключался и засыпал летом под кустом, на скамейке, зимой — в подъезде, куда его вёл, скорее, инстинкт самосохранения, чем последние проблески сознания. Отключался и во всех известных видах транспорта. На конечной остановке его грубо будил водитель, и дальнейший маршрут движения Вальки только Богу был известен.
Да, и это бы ничего, но после каждого такого сабантуя Валька чего-нибудь да терял. То ли сам терял, то ли его, готовенького, обшаривали нехорошие люди. В арсенале пропавших таким образом вещей были наручные и карманные часы, связки ключей, защитные очки, проездные билеты, зажигалки, кольца-печатки, янтарные мундштуки, перчатки, кашне и, разумеется, вся наличность. А раз сие, как правило, было в дни получки, реже?- аванса, то… Думаю, понятно. После этого Валька по рублю и долго вглядывался в столовское меню, шевеля губами, подсчитывая, чтоб не вылезти из суммы. В эти дни позорного безденежья Валька отказывал себе в столь любимом стакане сметаны…
Последний раз у него пропала расчёска. Эка беда, подумаешь!
Но это на первый взгляд. Не простая расчёска, не пластмассовая, а дюралевая — из обломка американского самолёта. Во, какая. Подарок одноклассника Кольки Балабанова, который в прошлом году съездил по профсоюзной путёвке во Вьетнам. Расчёска была в форме бомбардировщика Б-52. На хвостовом оперении были нацарапаны слова Хошимина. Колька говорил какие, но Валька забыл. Колька говорил с понтом: .
Обычно Валька не брал с собой эту расчёску, а если собиралась компания у него дома, он, как бы между прочим, доставал заветный обломок летающей крепости, причёсывался и, видя любопытные взгляды бражников, как бы между прочим, говорил, дескать вот какие штуки сбивали во Вьетнаме наши Ли Си Цыны…
Вообще-то его, Вальку, никогда и не тянуло к спиртному. Но уж больно он был компанейским, не умел отказаться, если предлагали положить за воротник. …
— Кажись, доканителился. Всё, капли в рот, — сказал Валька, не снимая защитного щитка.
— Ты чего, Валёк, там бурчишь? — улыбаясь, спросил Славка Ерин. — Кстати, сегодня можно ударить и не только по пивку. Повод есть, помянём Владимира Семёновича — сегодня ж двадцать пятое июля.
— Не могу, Славик. Понимаешь, какое дело, — на ходу придумывая приемлемую для приятеля причину, — сказал Валька.?- Свидание у меня нынче… с бабёнкой…
Валька был рад-радёшенек, что всё это произнёс, опять же не снимая щитка. Не умел он врать. И сейчас, соврав, почувствовал, как загорелись рябоватые щеки.
— Не ври! — выпалил Славка и выпучил глаза.
В этом возгласе непосвящённому трудно было бы понять: клеймит ли Славка позорное враньё Чижикова, или выражает крайнее удивление таким поворотом событий. Но мы-то уже знаем, что таким заявлением Валька может ошеломить всю бригаду.
— Свидание так свидание, — твердил под нос Валька, нехотя удаляясь от пивного бара, до дверей которого он проводил-таки возбуждённую ватагу монтажников, — А вообще-то, неудачно выбрал день для бросания зелья. В этот день я всегда напивался до соплей.
С юности Валька был фанатом Высоцкого, впрочем, тогда такого слова и не знали — фанат. Многого не знали, а вот Высоцкого знали. Кто хотел, конечно. Валька переписывал на свою , потом — на всё, что пел Владимир Семёнович. Впрочем, тогда мало кто знал его отчество…
Валька почти уже подходил к своему кварталу, он шёл дворами, как его окликнули. Голос донёсся из увитой плющом беседки, стоящей в кустах сирени. Валька замедлил шаги.
— Санёк! Вот так встреча! А я думал, ты всё на Северах. Надолго приехал?
— Насовсем, Валюша, насовсем, — хрипло заговорил белобрысый верзила, которого Валька назвал Саньком. — Сколько можно терзать чрево матушки Земли?! Всех денег всё равно не заработаешь. а тут пацан совсем от рук отбился. Так что, насовсем я, приятель, насовсем.
Обнялись, похлопали друг друга по спине. Валька заметил в беседке ещё двух парней, раскуривающих сигареты. На столе — водка, сало, зеленый лучок.
— Давай, Валюш, за встречу, — уже нетвёрдо выговаривая слова сказал Санёк и налил полный стакан водки. До краёв. — Вот так, по-северному, сдюжаешь?
— Вообще-то я… — начал было Валька и тут же осёкся под пристальным взглядом Санька. — Сдюжаю, поди.
Ну, как же он откажет самому Сане Кречетову? Тому самому Сане Кречетову, который был капитаном школьной баскетбольной команды, кумиру своего детства, — Саня был старше Валька на четыре года.
А кто его, Вальку, научил так классно варить? Всё он, Саня Кречетов. Вот кто был настоящим виртуозом электросварки. Кажется, он работал одно время на судостроительном в Ярославле. Школа-то видна. Они даже дружили, несмотря на разницу в возрасте, которая тогда особенно бросалась в глаза — не то что теперь… Да и два отказа от выпивки в один и тот же день?- перебор…
Валька привычно взял стакан цепкими пальцами. Прежде чем поднести его к губам и сделать неизменный выдох, Валька сузил глаза и стал лихорадочно что-то вычислять, шевеля сухими губами.
— Ты что, молишься, что ли? — засмеялся Санек, — В этом мире только один Бог остался — мужская дружба. А другой-то дружбы и не бывает. Дружба между народами — туфта. Женская — ещё туфтей. Бабы только с тоски корешатся, кости нам промывать вместе сподручней. А встань между ними мужик — горшок об горшок, здороваться ни в жизнь не будут, даже живя в одном подъезде… А у нас: Санёк спел это неожиданно высоким голосом.
Но Валька почти не слышал саниных рассуждений, он прикидывал: двести пятьдесят граммов: полкилометра, может, чуть больше: минут десять… без обеда сегодня… скорость… Да, конечно, скорость, нужна скорость.
Ну, вот, выдохнул: Ух… согреться успела, родимая. Валька выхватил зелёное перо и захрустел, мимоходом, стараясь незаметней, глянул на часы. , — мысленно произнес Валька своё любимое выражение. А вслух:
— Ладно, Санёк, ещё увидимся, спешу:
И Валька побежал. Да, именно так, несмотря на жару, дымное марево и разгоряченный водкой организм. , — думал Валька, срезая углы и забегая на газоны. Он бежал уже во весь опор: на красный свет светофоров, успевал проскочить под носом легковушек, толкал нерасторопных пешеходов, но бежал, бежал, бежал… И цель этого забега была, по-своему, благородна.
Александр Замогильнов
