Нестор 1
1
Ночью Нестору совсем занеможилось. Ворочаясь в вате, наконец-то настигшего его сна, он чувствовал, что как-будто чья-то холодная и жилистая рука проникает в его внутренности и, по-хозяйски перебирая содержимое, нащупывает его печень А нащупав, начинает медленно и нервно сдавливать её, отчего Нестору привиделось, что густая кровянистая масса его печёнки выползает между скрюченных узловатых пальцев этой мерзкой руки. Во сне Нестор подтянул к животу согнутую в колене левую ногу и остаток правой. Вечно мёрзнущую культю он и на ночь толкал в неумело сшитый им самим чехол из вязаной ткани неопределённого цвета и неведомого ему происхождения.
Мерзкая рука стала слабнуть и, наконец, как насосавшаяся пиявка, отпустила Нестора. Он открыл глаза. В серой пыли занимавшегося утра Нестор не увидел привычного: ни края выступающей из-за дощатой перегородки лежанки — растрескавшейся и угарной, ни любезной сердцу репродукции картины в самодельной раме. Что надоумило Нестора врезать этот кусок изрядно помятой картинки под стекло и пролачить ошкуренные мелкой наждачкой пластинки рамки?- он не знал. Помнил лишь, как напарник Силаньтич принёс как-то в мастерскую, где Нестор перематывал сгоревшие электромоторы, пузатый свёрток с нехитрым монтёрским инструментом — отвёртками, молотками, торцовыми ключами. Разбирая это добро, Нестор и увидел картинку, в которую всё это и было обёрнуто.
То ли вид пиршества, лишь отдалённо напоминавшего тризну, а, скорее беззастенчивое обжорство и праздник выпивох, вызвали в нём гнетущее воспоминание о голодном и золотушном детстве, то ли раскрасневшаяся шея чернявокудрого борова-купца в поддёвке, вальяжно развалившегося на венском стуле и выставившего глазу свои крепкие и толстые ляжки. Наверно всё-таки последнее — Нестор с недавних пор, ох как, завидовал людской справности и здоровью.
Стерев чистой ветошью солидол, Нестор унёс картинку домой, долго разглаживал её горячим утюгом, потом, сняв ниткой размеры, ладил в сарайчике эту самую рамку. Край у репродукции был оторван и Нестор не знал имя художника, написавшего эту скорбную и, в то же время такую роскошную, картину. Чтоб как-то выправить дефект, он срезал ножницами полоску, сожалея, что убирает этим край изображённого стола с немыслимыми для него явствами…
Взгляд Нестора упёрся в тёмную и звенящую бездну, из которой на него стремительно летели стаи светящихся пылинок. С захолонувшим сердцем он судорожно следил за их бешеным полётом, потом поддёрнул вспотевшую ладонь к глазам и сдвинул с покрытого испариной лба густенную прядь жёстких, как провощённая дратва, волос, закрывавших ему пол лица… Лежанка ощерилась на него пастью какого-то страшилища. Картинка висела на том же гвозде. В узкой полоске лохмато шевелящегося света, бьющего через боковую ставню, Нестор смог разглядеть пузатого и волосатого попа, смачно откусывающего от зажаренного поросёнка.
Но что-то было всё же не так. Не так всё же было что-то. Что именно Нестор ещё не понял, скорее, ощутил липкой спиной. Это что-то векшей скользнуло по его позвоночнику и затаилось в пояснице.
Нестор вспомнил, как нечто подобное он испытал мальцом, когда колхозный сторож Контдратий, сочувственно покряхтывая, выносил из амбара завёрнутых в пыльную рогожу слепых кутят, которых принесла одноглазая Жучка. Дойдя до старого зацветшего пруда, Кондратий грузно сел на корягу, не спеша раскурил самокрутку и, размашисто перекрестясь, булькнул мешок в покрытую изумрудной ряской тёмную воду. Нестор, скрытно наблюдавший это из зарослей ивняка, с ужасом представил себя в душной темноте страшного мешка, ощутил нестерпимую вонючесть ила, забивающего ему рот, нос, глаза и уши, входящую в него необъяснимость небытия.
Только сейчас, сбросив на грязный пол колючее одеяло и затаясь в развёрнутой постели, Нестор, наконец, понял, что это было — страх. Именно страх, скользкий и юркий, ящеркой стрельнул ему под ложечку и леденил нутро…
Кряхтя и, чтоб как-то развеять душевную смурь, напевая свою любимую: , Нестор пропрыгал на здоровой ноге за лежанку, где у него стоял стол и, запрокинув голову, стал жадно пить из алюминиевого чайника. Голова после вчерашнего трещала. Он смутно припоминал, как уже за полночь тащился в хмельной одури через огород к своей хибаре. Цепляясь протезом за полусгнившие картофельные плети, так и неприбранные и несожжённые, он громко заматерился — длинно и вычурно.
Барбос встретил его заливистым лаем. Припав на колено, Нестор ткнулся лицом в тёплую собачью шерсть. Пёс недовольно заворчал, почуяв резкий запах самогона, потом, вырвавшись из липких объятий хозяина, виновато потрусил к конуре, гремя длинной цепью.
Вчера под вечер сосед Петруха позвал к себе Нестора обмыть удачную охоту… В избе у Петрухи было изрядно натоплено, на керосинке шипели тонкие ломти кабарги. Петруха слазил в низкое подполье и выволок миску квашеной капусты и губастых груздей. Со стуком поставил на стол бутылку с затычкой из газеты — всё располагало к неторопливому и бестолковому мужскому трёпу.
После первого стакана Нестора понесло:
— Вот ты скажи, Петруха, есть Бог на свете?
— Все, поди, под ним ходим.
— Ты, сосед-домосед, не уходи от прямого ответа. Кто под ним, кто не под ним — ему лишь ведомо. Он к себе не возьмёт, коль срок не пришёл. А как про этот срок проведать?
— Ну, ты, Нестор, даёшь! С чего это тебя на такие разговоры пробрало?
— Да не Нестор я вовсе!- Нестор в сердцах рванул ворот рубахи, оторванная пуговица угодила в жаркое, и Петруха стал суетливо выискивать её ложкой, раскидывая по краям миски куски кабарги.
— Чтоб тебе, пришлому, было понятно, Зотов я, Фёдор Фомич. Нестором прозвали за обличье моё, за чуб мой дурацкий?- тогда как раз кинокартина вышла про Махно Нестора Ивановича. Ну, какой-то зубоскал и вякни на посиделках — с тех пор и повелось: Нестор да Нестор.
— Да по мне, хоть кто.- Петруха примирительно посмотрел на Нестора.- Значит, с крещеньицем тебя, Фёдор Фомич,- и плеснул ему в стакан мутноватой жидкости.
После второго стакана Нестор немного отмяк:
— Я к чему про Бога-то? Скажи, Петруша, сколько дырок у человека? Я серьёзно, Петруша! Вроде, семь. Это у нормального человека. А я, Петруха, весь истыканый, как вон твоё решето…
Шестнадцатый годок мне шёл, и случился, значит, у меня аппендицит. Я в огороде кислицу собирал, мамка приказала, да так и осел под кустом — ни охнуть, ни пискнуть. Сеструха увидала и к фельдшеру со всех ног. А тот, стервец запойный, в отключке. Растолкали его еле-еле, он мычит, косит, что мерин, глазами. Но мензурку спирта за воротник — и, глядим, ожил. А я уже ни жив, ни мёртв. До города, говорит, не довезём, давай здесь лечить.
Ну, полоснул он меня ножиком, да, видать, не рассчитал — хватанул лишнего. Да и руки, пьянь эдакая, не вымыл путём… Но отрезал, что надо, зашил мал-мала. Короче, завязался у меня после этой операции перитонит. На подводу меня, значит, и в город. Успели-таки. Разрезали опять, почистили — Бог миловал.
Нестор, не дожидаясь собутыльника, резко опрокинул в глотку политикана сивухи. Медленно ладонью — пальцы врастопыр?- вытер губы. Сквозь узловатые синюшные вены проступал неумело наколотый якорь. Пожевав жестковатого мяса и ковырнув чёрным ногтем в зубе, Нестор пошёл дальше изливать свою душу:
— В дугой раз на флоте это было, на Русском острове. Поставили нас, салаг, нужники перебирать. Я с Колькой Мухиным керамические трубы со клада таскал. Приволок очередную, а с плеча сбросить не могу — такая болища в паху, спасу нет. Ребята ржут, а у меня возьми — и слёзы навернись. Вдруг, разом полегчало, и я забыл про это. Вечером сунул руку в трусы — ба, грыжа. А в санчасть записываются с вечера. Капитан второго ранга Вартанов: ,- отвечаю.
Ну. отошли мы со старшиной в сторонку, он убедился: .
Пошёл на утро в санчать — опять резали, опять вправляли.
Продолжение следует
Александр Замогильной
